Жестокая сделка
Шрифт:
Диего отступает назад, тяжело дыша, и только тогда я вижу лицо Найла или, по крайней мере, мельком вижу его. Он отвернул от меня голову, отказываясь встречаться со мной взглядом, но я вижу, как сильно сжаты его челюсти, как учащенно он дышит, как будто пытается держать себя под контролем. Я вижу намек на боль, запечатленный на его лице, что только делает мою еще более невыносимой.
Диего медленно делает глубокий вдох, как бы успокаиваясь.
— Что ж, — говорит он хриплым от гнева голосом. — По крайней мере, я могу наказать вас обоих, позаботившись об этом здесь и сейчас. У вас есть таблетки? — Спрашивает
— Другие могут сказать, что это грех, — продолжает Диего, злобно ухмыляясь и переводя взгляд с Найла на меня. — Но сначала ты совершил этот грех, не так ли? Грех шлюхи и вора, распутной девчонки, раздвинувшей ноги для другого мужчины, и мужчины, который украл то, что принадлежало мне по праву. Я просто смываю последствия этого. Было бы большим грехом заставить меня растить ребенка не моей крови. Поэтому мы покончим с этим здесь и сейчас. — Он мотает головой в сторону доктора. — Дай ей таблетки.
Доктор выглядит неохотно, но достает из кармана бутылочку. Он начинает приближаться ко мне, и в этот момент что-то внутри меня обрывается. Разрываясь между послушанием и жизнью Найла, или непослушанием и шансом сохранить жизнь моего ребенка, мое тело выбирает за меня. Это кажется почти первобытным, инстинктивным…то, как я бьюсь в захвате охранников, вырываясь из рук приближающегося доктора, с моих губ срывается животный крик.
— Нет! — Я кричу. — Нет, ты не можешь этого сделать! Нет! Нет, нет, нет…
Я продолжаю кричать это, когда Диего бросается вперед, хватая меня за челюсть. В то же мгновение я вижу, как Хавьер, словно по команде, вытаскивает пистолет, подходит к Найлу и прижимает дуло пистолета к виску Найла.
Он не вздрагивает и не двигается, каждый мускул в его теле уже напрягся, но я все еще извиваюсь в объятиях Диего, неразборчиво крича из-за его хватки на моем лице.
— Дай ей таблетки, — приказывает Диего, пытаясь разжать мой рот. — Она может проглотить их сухими. Изабелла! Ты берешь их, или я пристрелю его у тебя на глазах. — Он дергает мою голову в сторону, так что я вижу палец Хавьера на спусковом крючке, и в этот момент я чувствую, как что-то внутри меня умирает.
Нет способа спасти моего ребенка. Как бы я ни боролась, независимо от того, позволю ли я им убить Найла, в конце концов они победят. Другого исхода у этого нет.
— Хорошо, — шепчу я, мои глаза наполняются беспомощными слезами. — Только не убивай его.
Пока рука Диего разжимает мне челюсть, до моих ушей доносится звон таблеток в бутылочке, которые доктор вытряхивает, я вижу, как глаза Найла наконец встречаются с моими.
И в этот момент все, что я вижу в них, это самую ужасающую ярость.
18
НАЙЛ
Анализ крови показывает, что девушка беременна.
В этот момент я чувствую что-то настолько незнакомое, что на мгновение даже не понимаю, что это. Я никогда не хотел детей. Я хотел их еще меньше, чем жену. Мои родители хотели этого для меня, чтобы я наполнил тот старый серый дом семьей, но я никогда не видел этого в перспективах для себя. Даже с Сиршей, когда
Моя жизнь, то, как я ее веду, и то, что я делал и почти наверняка продолжу делать, едва ли способствует браку. Я видел, как мужчины делали это раньше, но те, кто добивается успеха, почти всегда Луки, Викторы, Конноры и Лиамы со всего мира, те, кто занимает достаточно высокое положение, чтобы до них было трудно дотянуться. Даже в этом случае жены и дети иногда являются сопутствующим ущербом. Для таких мужчин, как я, Джейкоб или Левин, это тем более вероятно. Если кто-то захочет наказать нас, он сделает это через тех, кого мы любим.
Это достаточное тому доказательство.
Так что нет, я никогда не хотел детей. Я никогда не видел себя отцом. И все же, в тот момент, когда я слышу заявление врача и знаю, что ребенок должен быть моим, я чувствую, как во мне выкристаллизовывается что-то, чего я едва понимаю… Любовь к чему-то, чего на самом деле еще даже не существует, и забота, превосходящая все, что я когда-либо чувствовал раньше. Я чувствую, как каждая частичка меня напряжена в ожидании того, что будет дальше, мне нужно защитить не только моего ребенка, но и женщину, которая его носит. Раньше я хотел защитить Изабеллу, спасти ее, но теперь эта необходимость сводит меня с ума, толкая на принятие решений, которые далеко выходят за рамки иррационального.
Когда Диего отдает приказ снабдить ее таблетками, которые прервут беременность, как я знал с того момента, как врач объявил об этом, я чувствую, как меня охватывает черная ярость. Когда Изабелла начинает драться, даже если это подвергает меня опасности, я горжусь ею, даже когда я чувствую холодный металл пистолета у своей головы, даже когда я знаю, что ее борьба бесполезна.
Я должен что-то сделать. И когда я вижу, как она сдается, когда я вижу, как Диего выворачивает ей рот, что-то во мне взрывается… Я перенес пытку, боль, унижение себя и Изабеллы, когда Диего слизывал ее со своих пальцев у меня на глазах. Я сопротивлялся желанию вырваться и разорвать его пополам, ради себя и ради нее. Но это… Это выходит за пределы моего самоконтроля.
Когда я действую, это нечто первобытное, животный инстинкт из прошлых веков, защитить свою женщину и моего ребенка. Насилие, которое вырывается из меня, шокирует даже меня самого. Я вырываюсь из рук охранников, пользуясь тем, что они думают, что я слишком ослаблен, чтобы доставлять много хлопот, и минуту назад так и было. Минуту назад я бы и не подумал, что смогу с усилием избавиться от них, но теперь я как будто не чувствую никаких своих ран. Боль исчезает до красного вибрирующего гула, когда я хватаю Хавьера за запястье с силой, от которой лицо мужчины бледнеет от боли, выворачиваю его, слышу, как хрустят кости, и вижу, как пистолет выпадает из его руки.