Жестокая сказка
Шрифт:
В Тройде они продали лошадей и заночевали на новом сеновале. Вечером Олаф набрался храбрости и подошел к орчанке. Ильныргу отвернулась и спрятала улыбку, Андрей сделал вид будто так оно и надо, Листа отошла к костру и кашлянула в кулачок, Тыйгу к тому времени уже спала без задних ног.
— Керр, спасибо, — выхватил его утром Олаф и поясно поклонился. Ночью он и Слайса тихо исчезли с сеновала.
— Рожу попроще сделай, — буркнул Андрей. — Сияешь как начищенный медный чайник в солнечный день, аж смотреть больно, — рыжий растянул улыбку до самых ушей, выставив на просушку все тридцать два зуба.
Из деревни викинг и «волчица» выехали бок обок, на шее орчанки поблескивала витая гривна северянина.
— Тили-тили тесто, жених и невеста! — крикнула подученная Андреем Тыйгу. Молодая парочка залилась краской до кончиков ушей.
На третью ночь они остановились в лесу. Викинг и орчанка постелили себе одну попону. Андрей решил блеснуть кулинарным искусством и приготовил плов. Рис и морковь здесь были известны, но их производные с добавлением мяса и специй все пробовали впервые. Тыйгу, взобравшись к крестному отцу на колени, потребовала сказку, потом еще одну. Сказания закончились на «Золотой антилопе», к концу сказки девочка мирно посапывала на руках командира маленького отряда.
— Как мы поедем дальше? Груженые хассы здесь могут не пройти, — почесывая щеку, сказал Олаф, осматривая с вершины сопки окрестности и прикидывая дальнейший путь.
— Без проблем. Разгрузим животинок. — Андрей начал раздеваться. Листа молча складывала его одежду в походную сумку.
— Командир, ты чего? — удивился викинг и стукнул нижней челюстью о гранитный валун, глаза северянина сделали попытку оторваться от предназначенной им природой орбиты на третьей космической скорости.
— Слайса, ты ему ничего не сказала? — повернул дракон голову к подруге норманна.
— А надо было?
— Если судить по реакции твоего суженного, то да — надо! Муравьев из зубов выколупывать и пыль с подбородка вытирать будешь ему сама. Перегружайте поклажу на меня. Иль, вставь нашему берсерку челюсть на место, он же сейчас все камни на язык себе сгребет. А вы, молодая леди, — Андрей повернулся к Тыйгу. — Полезайте ко мне на шею. — Вот уж кого не надо было упрашивать.
Общими усилиями Олафа привели в порядок, впрочем до самого вечера северянин разговаривал междометиями и во все глаза косился на драконью тушу. Проняло парнишку капитально.
На ужин был шашлык из дикой козы, подстреленной Листой, вымоченной в винном уксусе и обсыпанной белым перцем, что не пошло на шашлык было съедено командиром отряда за два несильных укуса. Вместо шампуров использовались сырые прутики, выточенные из тонких веток нетлен-дерева. Не смотря на все опасения, челюсть викинга работала как хорошо отлаженный механизм пережевывающий аппетитные кусочки мяса. Внушало опасение душевное здоровье молодого человека — как-то глаза у него нехорошо поблескивали. Тыйгу, по традиции, потребовала сказку, остальные подсели ближе и окунулись в мир Нарнии. Девочка давно спала, но сказка не заканчивалась. По глазам слушателей сказитель понял, что лучше рассказать — иначе его подвергнут жестоким пыткам чтобы узнать окончание.
К вечеру пятого дня они достигли предместья небольшого села Белогорск, построенного на старой караванной дороге. Хассы, на которых перегрузили поклажу не задерживаясь
— Завтра будем во-он там. — Взяв девочку на руки, Андрей показал пальцем на купола храма, видневшиеся лиг за двадцать от сегодняшней стоянки.
Просыпаться не хотелось…
Андрей по-честному отстоял свою вахту, раскинул за границами лагеря «паутинку», соорудил десяток свободных следящих модулей и завалился на боковую. Наивный малый, мечтал отдохнуть, понимаешь… Из палатки вышла заспанная Тыйгу:
— Мне страшно одной, — девочка потерла маленьким кулачком глаза. — Можно я с тобой посижу?
— Можно.
Из палатки были извлечены спальные принадлежности. Через пятнадцать минут непоседа сладко спала прижавшись к теплому боку дракона на расстеленном верблюжьем одеяле, приспособив скатку вместо подушки и накрытая сверху крылом. Сам дракон боялся лишний раз шевельнуться, чтобы не раздавить девочку, зато она крутилась во сне как юла и постоянно пиналась.
Вышедший на «собачью» вахту Олаф подкинул в костер сушняка, потянулся и заразительно зевнул, глядя на него, клацнул зубами Андрей. Через тридцать секунд они поменялись местами, зевнул дракон, человек подхватил. Через пять минут взаимных перезевываний, Олаф, тихо выругавшись и сплюнув под ноги, пошел с обходом периметра. Из палатки хихикнула Листа, которая через откинутый полог наблюдала за попеременно зевающей мужской половиной отряда.
— Спи уже, — буркнул Андрей.
— Уже, — широко зевнув, ответила орчанка и закрыла полог, Андрей, словно большим капканом, клацнул челюстями. Из палатки донесся приглушенный смех.
Пляшущее в кольце больших булыжников пламя заставляло двигаться тени, отбрасывало в небо мириады кроваво-красных искр и отбивало ритм пощелкиванием дров. Огонь перебегал с ветки на ветку и новые красные лепестки начинали изгибаться в завораживающем танце. Под даримое костром приятное тепло и хореографические этюды Андрей уснул…
Внутренний будильник, оттикав два часа, в половину седьмого утра заставил открыть глаза. Перед костром сидел нахохлившийся, словно драчливый воробей Олаф и натирал песком выструганный деревянный меч. Из распадка, накрытого одеялом тумана, веяло утренней прохладой. У ручья позванивал котелком кто-то из орчанок, Андрей поднял голову с земли и потянул воздух, ветерок донес запах Ильныргу. Понятно, Листа и Слайса еще досматривают десятые сны. До слуха дракона донесся плеск и довольное пофыркивание, Олаф, услыхав звук льющейся воды, зябко передернул плечами и кинул в костер несколько толстых веток.
— Как пойдем сегодня? — спросил северянин Андрея.
— Ножками, — норманн усмехнулся.
— А серьезно?
— Я серьезно, — под крылом зашевелилась Тыйгу. — Половину пути, до скал, идем по отработанной схеме: я тащу груз, хассы отдыхают. Вторую половину хассы тащат груз, а мы отдыхаем. Не стоит пугать видом гужевого дракона живущих в храме, или не в храме, не знаю, что там построено. У местных бы порасспросить.
— Порасспросишь их, — хмыкнул Олаф, — по домам забились и носа не кажут. Мы для них диковинней медведей или мроунов. А еще про норманнов говорят, что мы варвары…