Жестокая жара

Касл Ричард

— Хорошая девочка, молодец, Дуда. — Он наклонился, чтобы погладить животное по морде и почесать за ухом; собака от удовольствия забила по земле хвостом. — Теперь иди на место.

Дуда поднялась, развернулась, побежала прочь, прямиком к конуре, и нырнула внутрь.

— Хорошо она выполнила задание? — спросила Никки.

— Перспективная собака, — сказал хозяин. — Если ее еще потренировать, она может победить на конкурсе. — Он протянул руку. — Я Ваха. А вы Никки Хит, да?

День выдался теплый, и хозяин пригласил гостей на террасу в задней части

дома. Они отказались от чая со льдом и устроились в качалках из тикового дерева, а Ваха, болтая ногами, примостился на перилах напротив. В такой позе Николадзе не только казался ниже ростом, несмотря на возраст — пятьдесят, решила Никки, — в нем появилось нечто мальчишеское.

— В вашем институте мне сообщили, что мы можем найти вас здесь, — начала Никки. — Вы взяли выходной?

— Да, на один день. Я в трауре по одной из своих собак. Считаю, что Фред первым из кавказских овчарок получил бы титул «Лучшей собаки выставки» в Вестминстере.

— Мои соболезнования, — почти одновременно произнесли Хит и Рук.

Он печально улыбнулся и ответил:

— Даже породистые собаки болеют. Совсем как люди, правда? — и Никки заметила, что от расстройства грузинский акцент стал заметнее.

Рук, должно быть, подумал о том же, потому что сказал:

— Я так понимаю, вы родом из Грузии. Недавно я неплохо провел время в Тбилиси, когда писал одну статью.

— Ах да, мне очень понравилась ваша статья, мистер Рук. Вы ухватили самую суть. Однако в те времена, когда я сбежал из страны, жизнь была несколько хуже. Мы еще находились под гнетом Москвы.

— Когда именно это произошло? — спросила детектив Хит.

Упоминание о бегстве из советской республики и возможная связь с разведкой вызвали у нее интерес.

— В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Мне тогда было двадцать восемь, и не подумайте, что я хвастаюсь, но я был одним из ведущих биохимиков Советского Союза, который тогда еще не распался. Но вы, конечно же, знаете, что мы с русскими немало крови попортили друг другу?

— Да, — согласился Рук. — А еще больше крови пролили.

— В основном грузинской. В Москве хотели, чтобы я использовал свои таланты в работе на оборону, и я счел это двойным оскорблением. Я был молод, семьи у меня не было, так что, как видите, я выбрал свободу. Вскоре мне повезло: я получил должность исследователя здесь, в Институте Споукса.

— И чем конкретно занимается Институт Споукса? — поинтересовалась Хит.

— Думаю, вы можете назвать его «мозговым центром». Хотя иногда бывает так, что мы больше работаем языком, чем мозгами, — хмыкнул он. — Мы — аналитический центр, и наша задача — демилитаризация науки. Поэтому там я вполне на своем месте. Плюс гранты, которые дают мне возможность удовлетворять страсть к дрессировке собак и собачьим выставкам. — Он вновь рассмеялся, но затем помрачнел — несомненно, при воспоминании об умершем Фреде.

У Хит были к нему кое-какие вопросы относительно бегства в США, и она решила воспользоваться паузой, чтобы перейти к делу. Она спросила Ваху, не следит ли он за

городскими новостями, и он признался, что в последнее время ему было не до этого из-за болезни несчастного пса. Однако Николадзе слышал о трупе в чемодане и запомнил это дело из-за его оригинальности. Хит сообщила, что, кроме убийства Николь Бернарден, она расследует также убийство матери. Затем задала ему те же основные вопросы, которые озвучивала утром владельцу пивоварни: о событиях, происходивших в его доме, когда Синтия Хит работала у него учительницей в 1999 году, о том, не замечал ли он у нее признаков волнения; о ее настроении; не следили ли за ней, не угрожали ли ей; не видел ли он признаков обыска или кражи в доме.

Ваха ответил:

— Я бы очень хотел вам помочь, но, к несчастью, я мало что могу вам сообщить. Понимаете ли, ваша мать была у меня в доме только два раза.

— Ваш ребенок бросил занятия музыкой? — спросил Рук.

Ученый с несколько удивленным видом взглянул на него сверху вниз со своего «насеста».

— Мой ребенок? Дело обстояло отнюдь не так, у меня нет детей.

— Тогда кто это был? — спросила Никки.

— Мой протеже.

— Протеже из института?

— Нет. — Николадзе помолчал, затем продолжил: — Это человек, с которым мы познакомились на собачьей выставке во Флориде. Он тоже был родом из Тбилиси.

Хит почувствовала смущение Николадзе и угадала его причину, но, зная, что объектом шпионажа мог быть и не хозяин, а именно его знакомый, она продолжала копать дальше:

— Он тоже занимался собаководством?

Ваха опустил взгляд и пробормотал:

— Нет, он был помощником парикмахера, — и затем, будто решив сдаться, заговорил: — У нас оказалось много общего. Мы сразу подружились, и я пригласил его домой, чтобы он смог больше узнать о разведении и дрессировке собак. Я также организовал для него занятия на пианино, но он отнесся к ним недостаточно серьезно.

— Пианино — инструмент не для всех, — заметил Рук.

— Для меня это очень важное увлечение.

Никки вытащила блокнот.

— Могу я узнать имя этого протеже?

Ваха со вздохом произнес:

— Уже не помню, когда я в последний раз испытывал такую боль, копаясь в воспоминаниях.

Никки подумала: «Дружище, перед тобой человек, которому не нужно это объяснять». И сняла колпачок с ручки, как бы подстегивая его.

— Его зовут Мамука. Мамука Леонидзе, — понимая, что иностранное имя нелегко записать правильно, он продиктовал его по буквам.

— Вам известно, где сейчас находится Мамука? — спросила Хит.

— Десять лет назад он уехал в Канаду, хотел поступить акробатом в Цирк дю Солей. Больше я о нем не слышал, — и он добавил: — Если найдете его, сообщите мне, пожалуйста. Мне интересно, где он.

Ваха проводил их до машины, и Хит завела разговор о его бегстве в Америку.

— Вы поддерживаете какие-нибудь контакты с представителями иностранных государств?

— Разумеется, постоянно. Институт Споукса — это международный аналитический центр.