Жестокие игры мажора
Шрифт:
Я заставляю себя прикусить язык, чтобы не наговорить лишнего. Глубокий вдох вздымает мою грудь, и я собираюсь проскользнуть мимо, но Багиров без труда возвращает меня на место и строго припечатывает:
— Я разберусь, что мне делать.
Страх и тревога слишком быстро трансформируются в злость, и я не нахожу иного выхода, кроме как нападать.
— Вот и разбирайся! А от меня отвали! Для чего ты вообще меня привез сюда? Унизить? Показать мое место? Ублюдок! Ненавижу тебя!
Я снова пускаюсь наутек,
— Я переживу это.
Я втягиваю носом воздух, умоляя себя успокоиться, но то, с какой грубой невозмутимостью он разговаривает и смотрит после всего случившегося… просто невероятно бесит!
— Думаешь, ты стал круче, устроив это дешевое представление, а? — с издевкой бросаю ему в лицо и бью его ладонями в грудь. — Ненавижу! — Снова замахиваюсь и снова бью. — Ненавижу! Отвези меня домой! — И еще раз. — Сейчас же!
Удар за ударом по его груди, и я не успеваю заметить, как он, оттеснив меня к стене, вдавливает спиной в шероховатую каменную поверхность.
Прижавшись ко мне, он вырывает из моей груди вздох.
Позволяя наносить удары, Багиров загнал меня в ловушку, с легкостью растоптав всю мою браваду.
А когда он наклоняется ближе, я втягиваю носом воздух и отвожу взгляд в сторону, пытаясь не задохнуться его ароматом мяты и сигарет.
Понимая, что любое мое действие заводит этого ненормального, я отказываюсь вырываться и тратить силы зазря.
В любом случае лучше иметь дело с ним, чем с его придурошным дружком.
— Уверена, что ненавидишь? — хрипло шепчет мне на ухо и проводит носом по виску. — Может быть, ты просто ревнуешь?
Вздернув подбородок, я заставляю себя посмотреть на него снизу вверх.
— Кто ты такой, чтобы я ревновала? Ты никто и ничто для меня
Его глаза сужаются в темные щелочки, но я успеваю увидеть опасный блеск, который вспыхивает в них, как зажженная спичка.
Запустив пальцы в мои волосы на затылке, Багиров сжимает их в кулаке и оттягивает мою голову назад, сильнее нависая над моим лицом.
— Хочешь продолжать эту игру? Уверена, что осилишь?
Мои глаза начинает жечь, но я хочу, чтобы это было от боли, а не от разливающегося тяжестью в груди чувства.
— Я не играю с тобой. В отличие от тебя, — буквально выплевываю ему в лицо и крепко сжимаю челюсти.
Но ненадолго.
— Хотя нет. Ты даже не ничто. Чтобы стать ничем, для начала надо что-то из себя представлять. А ты просто жалок. Сын своих богатеньких родителей. Разбрасываешься деньгами, которые не заработал, и чувствуешь себя крутым. И собираешь вокруг себя подобных, чтобы среди всего этого ничтожества чувствовать себя круче. Что бы ты представлял из себя без всех этих денег? Крутых шмоток? И тачки, которую тебе наверняка папочка подарил на день рождения…
Мой голос обрывается:
— Ты. Ничего. Обо мне. Не знаешь, — мрачно цедит он сквозь зубы.
Я упрямо привстаю на цыпочки, игнорируя боль в затылке. Пусть хоть вырвет мне волосы – я уже не остановлюсь!
— Я и не хочу знать, — зло шиплю в его губы. — Мне неинтересна особь мужского пола, которой ничего неизвестно о настоящих мужских поступках. Уверена, папочка так и не смог научить тебя быть мужчиной.
Резко отпустив меня, Багиров впечатывает кулак в стену дома. Каменную стену. Сила удара такая, что, мне кажется, я чувствую боль вместо его костяшек. А когда он вбивает его снова, внутри меня все сжимается. Мне мерзко от самой себя. За один вечер я дважды поступила так, как никогда не поступила бы раньше. Я не должна становиться такой, как они.
Я не такая!
Багиров не шевелится, придавливая меня большим телом к стене дома. Но я чувствую, как тяжело он дышит. Как громыхает сердце в его груди. И прямо сейчас я жалею о брошенных словах. Мне не стоило трогать тему родителей. Господи, что я творю?
— Илай… я…
— Да пошла ты, — бросает он с тихим презрением, после чего приходит в себя и отстраняется.
Сделав шаг назад, он окидывает меня таким брезгливым взглядом, будто только что испачкался в грязи, а потом разворачивается и уходит, заставляя чувствовать этой грязью меня.
Я сглатываю ком в горле, который словно утыкан иголками.
Я не должна испытывать чувство вины, расползающееся горечью во рту, хотя бы из-за того, как он со мной обращается, не имея на это никаких прав.
Целовать. Хватать. Зажимать. Командовать. Увозить неизвестно куда и делать из меня посмешище. Но самое худшее то, что в какой-то момент он заставил поверить меня, будто я могу быть ему интересной. По-настоящему. Что он может уважать мои границы, когда я останавливаю его. Или заботиться, отдав мне свою рубашку… Среди всего плохого и невыносимого в нем, я почему-то решила зацепиться именно за это.
Так глупо.
И все же я не имела права переходить личные границы, о которых мне действительно ничего неизвестно.
Сжав кулаки, я топаю ногой и, раздраженно рыча, запрокидываю голову. Надо мной темное звездное небо, которое становится мутным из-за пара, срывающегося с моих губ. Я пытаюсь прояснить мысли, прежде чем делаю еще один вдох и отправляюсь вслед за Багировым.
Как бы там ни было, он меня сюда привез и он же должен вернуть в общагу, которая, черт возьми, скоро закроется!
Он уже поднимается по небольшой лестнице на платформу с бассейном. Когда я достигаю ее, Багиров приближается ко входу в дом, в котором снова басит музыка.