Жестокие мили

Сэлисбери Гей

Уэлч порылся в своей аптечке и выбрал все старинные средства, которые употреблялись при лечении дифтерии до создания сыворотки в 1891 году. Он давал Билли тонизирующие лекарственные средства, чтобы укрепить сердце против воздействия любого токсина, который мог циркулировать в крови. Он смазывал мальчику горло хлоридом железа, вяжущим средством, успешно разрушающим пленки. Эти средства не гарантировали выздоровления, но они помогали иммунной системе сопротивляться.

Казалось, лечение подействовало: спустя несколько часов после того, как Уэлч смазал мальчику горло, язвы затянулись, щеки ребенка вновь порозовели. Он спал спокойнее и казался не таким изможденным.

Затем,

около четырех часов дня во вторник, Билли стало хуже. Глядя на своего пациента, доктор понял, что его худшие опасения сбываются. Это была дифтерия, простой и ясный случай. У ребенка были все признаки поздней стадии болезни: запавшие глаза, выражение безграничного отчаяния, темные губы цвета лесных ягод. Каждый раз, пытаясь вдохнуть воздух, Билли кашлял кровью.

В шесть часов вечера медсестры снова позвали Уэлча к Билли. Мальчик весь посинел от удушья, ему все труднее становилось дышать. Он был в коллапсе. Уэлчу ничего не оставалось, как стоять рядом и наблюдать. Билли со страхом смотрел на доктора. По мере того как приближался конец, дыхательное горло мальчика затягивала пленка, а врач и сестры слышали слабый высокий звук, словно из воздушного шарика выходил воздух.

Все было кончено. Уэлч подготовил все необходимое для захоронения тела и ушел домой.

В 1925 году большинство врачей могли диагностировать дифтерию только на глазок. Если было хоть какое-то сомнение, они делали посев, который мог дать возможность идентифицировать дифтерийную палочку. Личный опыт диагностики дифтерии у Уэлча был невелик, а опыт выращивания культуры еще меньше. Да, больница «Мейнард-Коламбус», возможно, была оборудована лучше других больниц в округе, но инструментарий в ней был довольно примитивным, а ресурсы ограниченными. Случались перебои электричества, и не было ни лаборатории, ни инкубатора для выращивания культуры. Хотя Уэлч когда-то занимался подобного рода работой, он сам говорил, что «вряд ли чувствовал себя достаточно сведущим».

Благодаря медицинским журналам Уэлчу была доступна информация о симптомах дифтерии и ее эпидемиях. До открытия сыворотки дифтерия была одной из основных причин смерти в Соединенных Штатах и главной убийцей маленьких детей. Врачи пробовали различные средства, но, как правило, они лишь продлевали муки пациентов или ускоряли их смерть. Затем, в начале 1820-х годов, врачи начали применять новую процедуру, трахеотомию, заключавшуюся в том, что, рассекая шейные мышцы, они добирались до дыхательных путей. Этот метод часто оказывался таким же фатальным, как и сама болезнь, и подобная практика прекратилась в 1880-е годы, после того как нью-йоркский врач Джозеф О'Дуайр начал применять маленькие полые трубочки, которые можно было вводить через рот в дыхательное горло. Трубочка О'Дуайра снизила смертность от ларингальной дифтерии, тяжелой формы болезни, с практически ста процентов до семидесяти пяти.

Наконец, прусский военный хирург Эмиль Беринг, основываясь на трудах Пастеровского института в Париже, получил сыворотку, способную нейтрализовать дифтерийный токсин. Впервые ее применили в 1891 году, и жизнь ребенка была спасена.

Эпидемии дифтерии случались и в 1920-х годах (хотя теперь болезнь распространялась не так быстро, как раньше); ее жертвами становились около 150 тысяч человек в год, из которых 15 тысяч умирало.

Уэлч понимал, что любая случайность может обернуться против него, если он не добудет свежей сыворотки. Дифтерия очень заразна. Бактерии в высшей степени жизнеспособны и могут существовать неделями на кусочке

конфеты, на прилавке магазина или на перчатке. Болезнь способна передаваться от одного человека к другому при касании, а также воздушно-капельным путем, следовательно, простой вдох может означать смерть. Уэлч осознавал, что зараза может распространиться за пределы города и захватить соседние прибрежные поселки.

Большинство жителей северо-западных районов Аляски были эскимосами. Именно они подвергались величайшей опасности, так как отличались слабой сопротивляемостью к любым вирусным или инфекционным заболеваниям, занесенным сюда моряками и золотоискателями. За последние полтора века – начиная с первого контакта с европейцами – значительная часть эскимосского населения была унесена корью, туберкулезом и гриппом.

В 1918–1919 годах Уэлч стал свидетелем пандемии гриппа, которая уничтожила целые деревни и поселки на полуострове Сьюард. «Аборигены демонстрируют полное отсутствие сопротивляемости», – заметил губернатор Аляски, Томас Риггс. Эта эпидемия унесла жизнь восьми процентов всех аборигенов Аляски и 50 процентов жителей Нома. Те, кому удалось выжить, страдали иммунодефицитом.

Во время более ранних эпидемий оспы, кори и брюшного тифа предшественники Уэлча устраивали карантины и «чумные бараки», чтобы наблюдать больных эскимосов и лечить их. Аборигены Аляски испытывали вполне обоснованный страх перед болезнью, и этот страх парализовывал их волю. Они верили в духа смерти и боялись, что если кто-то в их доме умрет, то вскоре дух смерти предъявит права и на остальных. Смерть одного из членов семьи часто повергала родственников в панику и заставляла спасаться бегством, что вызывало распространение болезни.

Уэлч опасался, что аборигены Нома могут отреагировать как раз таким образом и в своих попытках спастись разнесут инфекцию по городу и по всему побережью.

На следующее утро, в среду 21 января, тревожный сон доктора Уэлча был прерван задолго до рассвета. Тяжело заболела и нуждалась в немедленной помощи дочь Генри Стэнли, эскимоса из Сэндспита. Семья жила в полутора милях от дома доктора, и Уэлч решил, что он быстрее доберется до них пешком, чем на собаках. Он собрал свой медицинский саквояж, надел беличью парку и белый хлопчатобумажный анорак и вышел на улицу.

Большинство эскимосов жили в иглу, однокомнатных жилищах, сделанных из выброшенного на берег плавника, дерна, листов железа, китового уса – словом, всего того, что можно найти на берегу. Некоторые жилища по-прежнему освещались лампами на тюленьем жире, и внутри их пахло тюленем, сушеным лососем, потом и мокрым мехом.

Семилетняя Бесси Стэнли лежала в дальнем конце иглу, с осунувшегося лица смотрели темные глаза, грудь вздымалась тяжело, словно поднимая невидимый груз. При осмотре ротовой полости Бесси доктора обдало вонью, во рту была сплошная зловонная пленка, а когда доктор до нее дотронулся, та стала обильно кровоточить.

Девочке оставалось жить всего до вечера, и у Уэлча почти не осталось сомнений в том, что город стоит на краю пропасти – их ждет страшная эпидемия.

Когда он вернулся домой, Лула готовила обед. Доктор сел и обхватил лицо ладонями. Чтобы собраться с мыслями и вновь обрести профессиональное спокойствие, ему понадобилось несколько минут. Он рассказал Луле о том, что случилось, затем поднял телефонную трубку и попросил телефонистку как можно быстрее соединить его с мэром Джорджем Мейнардом. Затем попросил Мейнарда собрать городской совет в полном составе, а сам тут же отправился в больницу. Нельзя было терять ни минуты.