Жестокие принципы
Шрифт:
– Легко! Мне почему-то кажется, что нам бы не было скучно. Да, Таисия?
– Да, – скачет вокруг большого мужчины, а затем резко останавливается и охает. – Гриша, а может, ты будешь моей няней?
– Тася! – одёргиваю дочь. – Гриша не может быть няней, потому что у него другая должность, и в его обязанности не входит целый день проводить с балованным ребёнком.
– Я не балованная, – бурчит себе под нос. – Я просто не хочу гулять с Иридой Валентиновной, – обиженно надувает губы, отворачиваясь от нас.
– Ираидой – так правильно. Не притворяйся, пожалуйста, что не можешь выговорить имя няни. Ты уже достаточно чётко произносишь даже самые сложные слова. А теперь беги за дом и веди себя, пожалуйста, прилично, чтобы мне не было стыдно за тебя.
Поправляю шапку с большим помпоном,
– Ты прости, пожалуйста, что так получилось, – не решаюсь смотреть в глаза охранника. – Константин Сергеевич объяснил, что тебе досталось из-за меня, точнее, по причине твоего вмешательства в недавний конфликт с Вороновым.
– Если бы не вмешался, досталось бы больше. Но уже от Парето.
– И за Тасю спасибо, – шепчу трясущимися губами, пока по щекам скатываются солёные капли.
Много раз, прокручивая страшную ситуацию в голове, с ужасом представляла, что Гриша не успел бы среагировать и я потеряла бы дочку. Не знаю, как отблагодарить этого человека и возможна ли вообще в таких случаях ощутимая благодарность.
– Знаешь, я ведь в тот момент только о мелкой думал. Не сохрани я её, меня бы Парето на месте пристрелил. Разбираться бы не стал.
– Гриш, ты не обязан…
– Обязан. – Его голос становится увереннее и жёстче. – Мы знаем, на что соглашаемся. Каждый пункт детально прописан в договоре, который мы подписываем с открытыми глазами. Главное, Тася не поняла, что случилось, и не успела испугаться, а я через неделю буду здоров и полон сил.
– Ещё раз спасибо.
Благодарность, которая томилась внутри, наконец вырвалась, достигнув цели. Опасалась, что Гриша будет обвинять меня в случившемся, но он, кажется, вполне спокоен и настроен доброжелательно. Радует, что он свободно со мной общается, в то время как другие охранники обходят стороной, потупив взгляд и сдержанно приветствуя. Первые недели в этом доме каждый из них открыто улыбался и даже позволял делать мне комплименты, но в какой-то момент мужчины дистанцировались, и сейчас я удостаиваюсь лишь односложных фраз.
Вряд ли это из-за связи с Островским, потому что мы оба не заинтересованы в огласке и открытости. Я не желаю афишировать наши отношения по причине их недолговечности, он не признает, что связался с прислугой. К тому же после последнего разговора остаться наедине не получилось, а приглашения зайти в соседний коттедж я не получала. Разочарование сменилось радостью, когда я поняла, что, закончив эту связь в зародыше, спасу себя от болезненных надежд и разочарования. Такие, как Парето, способны лишь уничтожать, оставляя после себя выжженный полигон, а чтобы возродить в этой пустоте что-либо новое, понадобится не один год.
До вечера кручусь на кухне, занимаясь делами, которые на меня оставила Петровна. Она вчера уехала к внукам, но прежде убедила, что я вполне могу остаться на несколько дней за старшую. Своего рода испытание, насколько я свыклась со своими обязанностями и способна уследить за жизнью в этом доме. Приёмов в ближайшее время не предвидится, но и на этот случай инструкции Ларисой Петровной оставлены.
Возвращаюсь к Тасе, когда опустилась ночь, замечая, что в соседнем коттедже горит свет, а в окне виднеется Островский, который разговаривает по телефону, шагами измеряя пространство. Он взбудоражен, брови сошлись к переносице, а на лице отпечаток злости. Практически всю неделю я почти не видела его, уезжающего рано и возвращающегося за полночь. Лишних вопросов не задавала, опасаясь ещё больше разозлить мужчину не в настроении, но и узнать, в чём дело, не представилось возможным, потому как обратиться я могу лишь к Грише, который вернулся только сегодня. Остальные охранники на контакт не идут, а примитивная беседа о погоде и природе вводит мужчин в ступор, и они стараются ретироваться.
Тася уже спит, за что спасибо Ираиде Валентиновне. Няня придумывает для дочки множество игр и занятий, после которых она вмиг отключается до самого утра. Несколько раз подхожу к окну, чтобы взглянуть на соседний коттедж. Пойти сама не имею возможности, чтобы не попасть под горячую руку Парето, но увидеть его хочется до невозможности.
Разум твердит, что Константин
Вхожу не постучавшись, наблюдая Парето в кресле с бокалом в руке. Расслабленная поза обманчива, челюсти сжаты, а крупный кадык дёргается, выдавая нервозность. В этом доме я больше месяца, но с таким Островским мне посчастливилось не встречаться. До сегодняшнего дня. Именно поэтому замираю, оставляя его без приветствия, и жду дальнейших указаний.
– Куртку сними. – Послушно вешаю верхнюю одежду и не успеваю открыть рот, как в спину прилетает: – Сюда иди.
Островский хлопает себя по колену, приглашая устроиться, и, как только опускаюсь на него, обхватывает руками, прижимая к груди. Его густой запах обволакивает, дразнит рецепторы, волнуя, а я не сдерживаюсь и жадно втягиваю горьковатый аромат мужчины. Не останавливает, откинувшись головой на спинку кресла и подставляя под мои губы шею. Молчание как знак согласия, и вот я уже оставляю на коже влажные дорожки, приближаясь к груди, но мужская ладонь резко стягивает мои волосы на затылке, отрывая от приятного занятия, и Парето впивается в мой рот. Развязный, требовательный поцелуй, которому я подчиняюсь, вовлекаясь в танцы языком и губами.
Вгрызается в мой рот, увлекая в развратную игру, а резкость движений и пальцы, до боли сжимающие моё бедро, кричат о том, что сегодня гнев Парето выльется в бешеный секс. Когда злость смешивается с возбуждением, в итоге получается нечто незабываемое, оставляющее воспоминания и желание повторения.
Но я больше не поддаюсь стеснению, поэтому так же яростно отвечаю, обхватив ладонями его лицо, и меняю положение, оказавшись сверху на мужчине. Островский ведёт ладонями по бёдрам, поднимает форму к животу и сжимает ягодицы, заставляя двигаться на нём. Сквозь ткань чувствую твёрдый член и усиливаю давление, получая в ответ шипение. Он сам затеял эту игру, и сам же недоволен её развитием, будучи возбуждённым до предела. Форма откинута в сторону, туда же отправляется и лиф, а пальцы Островского обхватывают грудь, переминая между фалангами соски, которые в ответ на его ласки становятся тугими и острыми. Тело мгновенно реагирует на прикосновения мужчины, а неудовлетворённость закручивается тугой спиралью между ног, желая его внутри.
Парето, словно обезумевший, глубоко проникает в мой рот, затягивая во властный поцелуй, спускается на подбородок, ощутимо прикусывая, скользит по шее, а затем втягивает попеременно соски, отпускает и дует, вызывая дрожь в теле. Мне нравится то, что он творит со мной, умело подстраивая под себя и не забывая удовлетворить мои потребности.
Остановившись, поднимает меня под бёдра и, быстро расстегнув брюки, спускает вместе с бельём, освобождая налитой член. Обхватываю горячий орган ладонью и провожу большим пальцем по крупной головке, растирая прозрачную каплю и вызывая сдавленный стон Островского. Вверх-вниз, пока его дыхание не становится чаще, а движения, проталкивающие член в моей ладони, быстрее. И пока я увлечённо доставляю удовольствие Парето, из ниоткуда появляется презерватив, и мужские пальцы вмиг раскатывают латекс по всей длине. Сдвинув полоску трусиков, врывается до основания и, не позволяя подстроиться, сам задаёт неистовый темп, тараня меня членом. Вырывающиеся из моего рта стоны разрывают тишину и перекликаются со всхлипами от каждого проникновения в моё лоно, а завершаются вскриком, когда я бурно кончаю и бьюсь в сладких конвульсиях. Парето догоняет спустя несколько толчков, уткнувшись в мою шею и издав звук, больше похожий на рёв животного. Сдавливает до отметин поясницу, удерживая на себе, а я тихонько стону, улавливая утихающую пульсацию члена.