Жестокие звезды
Шрифт:
Я вспомнил все неловкие ситуации, в которых оказывался по вине Наты.
Теперь все звоночки сложились для меня в четкую мелодию. Наташа не стала другой – она просто плавно продолжила свое развитие. И я на секунду представил, что станет с ней дальше, если она не свернет с этой дороги. Пожалел и порадовался тому, что не могу видеть правду о ней. Дар распространялся только на людей незнакомых и не важных для меня.
И что же делать?
Извечный русский вопрос. Многое к нему в ответ зарифмовывали…
Остается,
Только вот с каждой выпитой банкой мне становилось все хуже. Не рассасывался узел внутри меня, а, наоборот, распухал, образовывал снежный ком, который обстоятельства ставили на гору прямо за моей спиной. Покатится и раздавит…
Я закрыл глаза и откинул голову. Мир закрутился гигантским пропеллером вокруг. Электрическим штопором он вынимал из меня пробку, подталкивая выпитое прямо к горлу. Я решил уже идти домой и даже встал, когда резкая вспышка заставила меня упасть на колени.
…Я увидел лицо. Пашкино лицо. Бледное и неживое. И голову увидел. Отдельно от тела. Он лежал, как пластиковый манекен. Сломанный. В луже запекшейся крови…
Через долю секунды видение исчезло.
Что же это? Пашка умрет?
Я добрел на четвереньках до кустов и оставил там содержимое своего желудка.
Стало немного легче. Я смог даже нормально встать на ноги. В голове полный сумбур. Никогда еще я не видел правды про близких мне людей в любой ее ипостаси.
Пашка не может умереть, не должен! Этому надо помешать, во что бы то ни стало.
Меня наполняла бессильная злоба. Она искала выход и в конце концов нашла.
Мимо проходил какой-то человек. Я грубо схватил его за плечо.
– Стой, гад! – заплетающимся языком прокричал я. – Иди сюда!
Человек пребывал в полном шоке. Он, видимо, не ожидал такого от молодого паренька.
– Что? Что вам надо?
Серый пиджак, щенячья невинность в глазах, дрожащие уголки рта… И смутно знакомое лицо.
Получи, ублюдок! Прямо по твоей честной физиономии. Чтобы нос свернулся набок, извергая потоки крови. Чтобы из глаз полетели искры, гася твою гребаную невинность.
Я-то знаю, меня не проведешь. Я вижу насквозь твое интеллигентное рыло. Вижу доведенную до гроба мать, которая сдуру решила включить тебя в завещание. Вижу жену, которую ты сдаешь в аренду своим друзьям за несколько бутылок пива. Ты тварь! Уродская тварь! Таких, как ты, надо давить, словно тараканов, пока вы не размножились повсеместно. Такие, как ты, откладывают личинки прямо в нас.
Голова кружилась. Я поймал себя на том, что бью упавшего прохожего ногами по почкам. Усилием воли остановил себя и огляделся. По парку ходили люди. Некоторых я видел, некоторых нет, но я явственно ощущал,
– Неужели я один чистый? – прошептал я. – Неужели только мне нечего скрывать и нечего стыдиться?
Ко мне уже бежала милиция, пропустившая, как всегда, все самое интересное. Сейчас меня схватят и потащат в участок. Будут кормить и лечить. Бесплатно. Поставят прокол в личном деле. Затем отпустят, напомнив, что я могу подать апелляцию.
– Все идет как надо, – пролепетал с земли окровавленный человек.
Бредит.
Я упал в траву лицом вниз. Мне есть что скрывать – взять хотя бы мой проклятый дар. И есть чего стыдиться.
Теперь есть.
Что-то изменилось во мне. Я не до конца понимал, что именно, но ясно видел это изменение. Ощущал в своем поведении, в реакциях.
– Мам, почему я последнее время чувствую себя иначе? – спросил я как-то.
– Повзрослел! – ответила мать и пожала плечами.
Простой ответ заставил меня задуматься.
«Повзрослел». Я смаковал в голове это слово. Странное состояние души – ловишь себя на мысли, что стали неважными былые занятия, понимаешь, что нужно думать о дальнейшей жизни, строить планы на будущее. Ведь никто, кроме тебя самого, теперь уже не поможет. На плечи ложится ответственность.
Но нести эту ответственность я все равно не смогу – я еще жил с мамой, на Земле. Не то что Пашка – бороздил космические просторы в десятках световых лет от Солнечной системы. Вот кто повзрослеет рано – мне же грех жаловаться. Мне все дается легко.
Впрочем, легко ли?
Я вспомнил свои проколы. Вспомнил бег по лесу за флаером. Как все было странно и просто тогда! Жизнь казалась ровной дорогой. Уже тогда я смутно ощущал правду. Не зря чутье вывело меня на упавший из грузолета механизм.
А потом?
Глупые ошибки. Воронежский космодром, куда мы проникли, поверив в россказни пьяных. И конечно, самое тяжелое – день, когда Пашка покинул Землю. День, когда я вкусил в полной мере все прелести своего дара. Понял истинную суть Наташи, понял, что почти все люди далеко не те, кем хотят казаться.
Тогда, в милиции, я получил третий прокол и поставил крест на космосе. С тремя проколами попасть на Фронтир нереально.
Я жил в состоянии непрерывного стресса. Я начал ловить себя на том, что часто подхожу к автомату, продающему алкоголь. Стесняясь матери, я пил в одиночку в своей комнате, закрывая дверь на замок. Пить на улице больше не хотелось – боялся я не спутникового слежения и не милиции, я боялся себя, опасался, что неконтролируемая вспышка агрессии может заставить меня избить еще кого-нибудь.