Жестокий эксперимент
Шрифт:
Более всего его сейчас заинтриговал собственный мозг. Он спрашивал себя, почему омо-ложались только их тела, почему мозг всего лишь какое-то время путался в событиях, перемещаясь во времени назад, и все же он усваивал и впитывал в себя все происходившее, оставался неподвластным чьему-то желанию изъять из него будущее. Как удается этой горсточке кашицеобразного вещества, помещенного в нашу черепушку, оставаться суверенным и жить по собственным законам, сколько бы мы ни сводили ее функции только к энергетическим и химическим процессам.
Однако почему сам он улавливает обратный ход времени только в бодрствующем состоянии? И почему их с Альфой омоложение
Он включил насос, который поглотил из раковины мыльную воду с ревом стартующего мотоцикла, и засмеялся, подумав, что наверняка Альфа, как и он только что, удивленно таращит сейчас глаза на происходящее. Но потом постыдился за свое детское злорадство и тем не менее решил, что помогать ей не следует. Для новых наблюдений, которые он должен был провести, будет лучше, если он установит, как и в каком порядке восстанавливались события в ее памяти.
Он направился в каюту и взял свои записки, хотя помнил их уже наизусть. Описанные абсурды прочно утвердились на своих местах, в то время как в его мозгу зияло множество пустот об их с Альфой непосредственном пребывании на яхте. Ничто не удивило его в этих записках. Но прибавить что-либо к ним ему не удалось, кроме наблюдений о не менее невероятном омоложении их тел.
Он заметил Альфу через иллюминатор, одетую и направлявшуюся в туалет. Голова ее сонно покачивалась в такт неуверенным движениям невидимых ног. Похудела, бедняжка, отметил он и бросился наверх, крикнув: – Альфа! Она остановилась в двух шагах от насоса. Не вздрогнула от неожиданности, как он того ожидал, но обернуться сразу же, похоже, боялась. Потом он заметит в аметистовом сиянии ее глаз, что она ожидала увидеть другого мужчину, а может, просто не могла увязать его голос с его внешностью. Она улыбнулась – то ли испуганно, то ли застенчиво – ив уголках губ сложились те самые складочки, которые он был готов целовать без устали. Он подхватил ее и стал кружиться вместе с ней.
– Ах! – выдохнула она тихо.
– Скажи: люблю тебя!
– Я люблю тебя! – шепнула она, но, пожалуй, ей было не совсем понятно, почему она должна говорить это и почему позволила вынудить себя к объяснениям подобного рода.
– А теперь иди, – отпустил он ее на пол. – Не обращай внимания на механизмы. Там на насосе есть красный рычажок, отодвинешь его, и порядок.
Она залилась краской, и он не мог не поцеловать ее, но тем не менее его радость была омрачена ее оставшимся по-прежнему безвольным телом и отсутствием ответа. Он смотрел, как она смущенно входит в незакрывающийся из-за шланга туалет и думал: вот это и есть первая настоящая любовь! И что это любовь, которая не будет для него обузой, как в варианте с бывшей женой, с которой он расстался в позапрошлом году… В позапрошлом ли? Это идиотское время… пора заняться им!
Пока Альфа отсутствовала, он быстро вымыл чашки, стряхнул за борт крошки со скатерти, и они, как того следовало ожидать, прилипли к борту, подтверждая тем самым уже описанные опыты. Потом с большим вдохновением и тщанием постарался сделать стол по-домашнему уютным, поскольку световая завеса, изолировавшая их от мира, уже не страшила его и стала как бы частью обстановки их супружеского дома.
Альфа ступала по палубе так, словно шла по узкому мосточку над пропастью, и тем
Он горел мальчишеским желанием поиграть с ее запутавшейся памятью. Аромат кофе наполнял воздух возбуждающим запахом реального мира, не параллельного, к которому они, быть может, действительно мчались, уносимые летающей тарелкой. Слишком устойчив был этот аромат, и он подумал про себя, что, наверное, запахи тоже не вольны покидать пределы яхты.
– Эй, малыш, ну и как?
Она сидела в шезлонге как ученица – со сдвинутыми, стыдящимися своей наготы коленками.
– А ну-ка скажи мне, сколько тебе годиков?
– Я на третьем курсе биологического, – ответила она, и всякий, кто услышал бы это, решил, что она привирает, чтобы скрыть свой возраст.
– Ага, – усмехнулся он по-мальчишески восторженно. – А как так случилось, что мы здесь вдвоем?…
– Я пришла к вам в кабинет, меня заставили девчонки…
– Так мы что, на «вы» будем? После всего, что произошло? – сдерживая смех, спросил он.
– С моей стороны это была не шутка. Поверьте! Девчонки рассказывали, что вы всем говорите…
– А вот это тебе уже приснилось! Не помнишь разве, что я и тебя выгнал? И ты от отчаяния вышла за другого, но потом сбежала от него, потому что он дерьмо – отыгрывался на тебе за то, что его не делают профессором, вместо того, чтобы заниматься делом, в котором он действительно соображает… Но ты сбежала ко мне, и теперь ты альфа и омега моей жизни, и никаким доцентам я тебя не отдам, так и знай!
Ему не доводилось видеть такой ошеломляюще красивой девушки, и вспыхнувшая было ревность к ее прошлому ушла куда-то, ей на смену пришел все возраставший протест против принятого им решения не жениться вторично до пятидесяти лет.
– Самое главное, что мы действительно любим друг друга! – сказал он. – Остальное уладится, не переживай!
Она очень медленно собиралась с мыслями, наконец заговорила:
– Я не потому сбежала, что вы профессор, а он нет. Я вообще в таком состоянии, что не помню никакого доцейта. Наверняка придумала его, чтобы не чувствовать себя такой одинокой и отвергнутой. Или просто обманула вас. Я была в страшном отчаянии.
Страх студентки перед профессором, явно обуревавший ее, продолжал забавлять его.
– Значит, с отчаяния ты пришла ко мне, так? – спросил он, и это была не издевка. Он снова засомневался в ее искренности.
– Нет-нет, – испугалась она, что он не поймет ее, испуг прибавил ей храбрости. – Я действительно любила вас. Всегда только вас. Поверьте!
– А оператор? А тот, второй, не знаю, кто он такой.
Она снова растерялась, будто ее уличили во лжи, но мгновение спустя вознегодовала:
– Оператора я не любила! А второй… второго я возненавидела сразу же… Ведь я уже говорила, что была в таком состоянии…
Он отказался от затеи мучить дальше ее и себя. Стал пить кофе и задумался, как приобщить ее к той невероятной действительности, в которой они пребывали.
– А ты не помнишь, когда и как вышла замуж?
Она снова покраснела и произнесла:
– Простите, я не знаю, что со мной…
– Что с тобой, Альфа? – сделал он акцент на ее имени.
– Не знаю. Голова…