Жестокий и нежный
Шрифт:
– Тюремный отсек слишком хорошо охраняется. Пако сюда не прорваться. На крыше над кабинетом Хурадо установлены пулеметы, направленные на эту сторону двора. Как он собирается…
– Откуда мне знать? – Глаза Лары скрылись от пристального взгляда Рикардо за длинными ресницами. – Он просто послал меня сюда, чтобы предупредить вас.
– Кто вы на самом деле?
– Это абсолютно неважно. Я здесь, чтобы помочь. – Она нервно рассмеялась. – Хотя сейчас я не понимаю почему. Я не ожидала, что мне придется участвовать в представлении «Жертвоприношение девственницы»,
Она наклонила голову, прислушиваясь к гулким звукам шагов по каменным плитам тюремного двора.
– Они уже идут. Скажите, у вас есть карандаш и бумага?
Рикардо отрицательно покачал головой.
– Нет. Мы не сможем переписываться. Свободно говорить можно будет только тогда, когда они поведут нас в душ. Ни один из солдат и офицеров, кроме Хурадо, не владеет английским. Но мы никогда не будем знать, слушает он нас или нет.
– Душ? Когда это будет? Неважно, уже некогда это обсуждать.
Она метнулась к койке и бросилась на нее лицом к стене, свернувшись в клубок. В ту же секунду на пороге камеры появился Хурадо с двумя солдатами.
Разъяренный, с красными от гнева щеками, он заорал, злобно уставившись в спину Лары:
– Ты разочаровала меня! Он подскочил к койке, схватил ее за руку и рывком посадил на постели лицом к себе.
– Ни один мужчина не любит истеричных женщин! Возьми себя в руки!
– Я не хочу быть здесь, – жалобно заныла Лара. – Я не могу с ним оставаться. Я не знаю, что мне делать. Я лучше…
Не дослушав, Хурадо отвесил девушке пощечину.
Она вскрикнула. От сильного удара голова Лары ударилась о стену.
– Прекрати, Хурадо. – Рикардо непроизвольно шагнул вперед, сжимая кулаки. – Разве ты не видишь, что она слишком испугана, чтобы понимать, что делает?
– Тем более ей нужен хороший урок.
Хурадо отошел от Лары, но раздражение на его лице сменилось удовлетворением. Посмотрев на лицо Рикардо, он довольно кивнул.
– Дела идут хорошо. Инстинкт защитника уже овладел тобой, хотя ты ее только что увидел. Что же ты будешь чувствовать после того, как овладеешь ею?
Хурадо повернулся к солдату, рассматривающему разбитый микрофон.
– Сколько времени уйдет на починку?
– Его нужно заменить. Я вытащу разбитый и схожу в кладовку за новым. – Солдат пожал плечами. – Наверное, около часа.
– Тогда приступай. Я думаю, что очень скоро мы услышим с его помощью очень приятные звуки.
Хурадо повернулся к Рикардо.
– И тогда ты будешь в моих руках, Ласаро.
Рикардо не сказал ни слова: он боялся выдать себя. Он должен был молчать, когда Хурадо ударил девушку, но гнев ослепил его и лишил способности рассуждать.
– Она ничего не значит для меня, – сказал он бесстрастно. – Делай с ней все, что хочешь.
– Именно это я и сделаю. – Хурадо направился к выходу. – И с тобой тоже, наш дорогой освободитель.
Лара заставила себя сидеть спокойно до тех пор, пока солдат не отсоединил обломки микрофона и не вышел из камеры.
– Что
Она села на постели и, обхватив руками колени, смотрела на напряженную спину Рикардо. Он снова стоял так же, как тогда, когда ее ввели к нему в камеру, пытаясь как можно больше увеличить расстояние между ними.
– Ренальто сказал мне, что он надеется, что нас поместят в одну камеру, но я не понимаю причины этого. Почему Хурадо хочет, чтобы мы… – Лара остановилась, затем продолжила:
– Я думала, что хунта запрещает заключенным…
– Секс?
Рикардо повернулся к ней, и она испытала почти такой же шок, как тогда, когда переступила порог его камеры. Совсем другим представляла она себе Рикардо Ласаро. На фотографиях в газетах можно было видеть правильные черты лица, красивые, слегка вьющиеся темные волосы и блестящие черные глаза. Но фотографии не могли передать окружающую его атмосферу жизненной силы и энергии. Сейчас давно не стриженые волосы густой волной покрывали плечи Рикардо, изношенный армейский мундир висел на исхудавшем теле, как на вешалке, но он держался необыкновенно прямо и уверенно и, несмотря ни на что, казался хозяином положения.
– Секс для Хурадо – только средство. Он считает, что я должен привязаться к женщине, с которой разделю постель. Ему нужно оружие против меня.
– Но какое же это оружие?
– Пытки. Хурадо не удалось получить нужную информацию, пытая меня. И он хочет получить ее, заставив страдать близкого мне человека. Здесь это обычное дело. На глазах заключенного пытают его семью, чтобы сломить волю. – Рикардо горько улыбнулся. – На вашем месте я бы поостерегся следовать его совету и стараться мне понравиться. Это может привести к очень тяжелым последствиям для вас.
– Хуже, чем групповое изнасилование?
– С этого они скорее всего начнут, – спокойно объяснил Рикардо. – И заставят меня смотреть, если Хурадо решит, что вы что-то значите для меня.
Лара невольно вздрогнула.
– Я чувствую себя куском мяса на прилавке.
Девушка говорила искренне. Что это за мир, в котором люди, подобные Хурадо, распоряжаются чужими жизнями, как пешками в шахматной игре!
– Но я не кусок мяса и не наложница из гарема. И я ненавижу, когда со мной обращаются подобным образом. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы не захотели меня как женщину, даже если мне придется вас кастрировать!
Легкая улыбка сделала его лицо одновременно нежным и грустным.
– Вот это характер. Надеюсь, ваше возбуждение не вызвано надеждой на эту операцию? Он подошел к Ларе.
– У вас посинела щека. Рикардо коснулся больного места, и Лара почувствовала, как ее захлестнула горячая волна.
– Я уже причинил вам боль. Мне очень жаль, Лара.
Хурадо назвал Рикардо Ласаро чувственным человеком. И сейчас Лара ясно видела, что негодяй сказал правду. Чувственность пронизывала все его существо: полные, резко очерченные темные губы, румянец на худых щеках, биение пульса в голубой жилке на сильной загорелой шее. Почему так трудно отвести глаза от этого движения его жаркой крови?