Жестокий роман

Ангелос Валерия

Выполняю приказ.

— Ртом работай, — бросает грубо. — И языком. Забыла, как хер обслуживать? Ну, так я рад напомнить.

Надавливает на макушку, регулируя глубину погружения и ритм. Полностью управляет мною. Указывает, что делать.

Я покоряюсь. Больше не пытаюсь бунтовать.

И вдруг с ужасом понимаю, как сильно по этому скучала. Как жутко жаждала. Как страшилась даже помыслить о подобном, однако сгорала от жгучего желания, от бесконтрольной, темной потребности повиноваться.

В

кого я превращаюсь? Во что?

Мысли вспыхивают и гаснут, сожженные дотла похотью. Все сомнения тают. Запреты рушатся. Прежняя реальность уничтожена. Мораль сокрушена, обращена в прах.

Есть только горячий твердый член под моими губами. Пульсирующие вены, набухающие все сильнее от дикой жажды. Мощная, закостеневшая от звериного возбуждения, плоть.

Есть он. Мой мужчина. Мой хозяин. Мой палач. Марат.

И я. Его послушная рабыня.

— Глотай, — выдает холодно.

Набрякший орган почти раздирает горло. Входит до одури глубоко. Не оставляет никаких вариантов. Только подчинение. Абсолютная капитуляция.

Марат кончает, заставляя меня захлебываться, судорожно дергаться и хрипеть, вынуждает закашляться, подавиться густой, вязкой спермой.

Я проглатываю практически все, однако часть жидкости выходит через нос, стекает по моему лицу, обжигая и без того разгоряченную кожу. Глаза наполняются слезами. Не рыдаю, это происходит невольно.

— Хорошая соска.

Он шлепает меня по щеке. Одобрительно. Треплет, как домашнее животное. Пожалуй, данный жест можно принять за ласку. С огромной натяжкой.

Отпускает мою голову, позволяет отстраниться.

Авто мчится по трассе на полной скорости. В темноту. В черноту ночи. Мимо мелькают яркие огни. Фары встречных машин ослепляют.

Я моргаю, пытаюсь сглотнуть горечь. Облизываю распухшие губы. Тянусь ладонью к лицу, надеюсь привести себя в порядок.

Я шлюха. Пропащая. Он прав.

— Нет, — говорит Марат. — Не вытирай ничего.

Он паркуется у обочины, глушит двигатель и оборачивается ко мне всем корпусом. Пусть в салоне темно, я уверена, этот мужчина отлично все видит. Разглядывает мое лицо долго, очень долго.

Ну да. Я же просто красавица сейчас. Вся в слюне и в соплях. В следах его семени. Одна радость — без макияжа. Ничего не поплыло. Не размазалось. Пострадала лишь гордость.

Хотя… черт, о чем я? Гордости давно не осталось.

— Между ног болит? — интересуется непривычно тихо, вкрадчиво, чуть ли не шепотом.

— Ч-что? — невольно содрогаюсь. — Ты о чем?

Вздыхает. Тяжело. Подавляет рычание.

А потом обхватывает меня за талию и к себе на колени усаживает. Четко лицом к лицу. Задирает платье до талии, трусы сдвигает и по влажным складкам пальцами проводит.

Взвиваюсь от неожиданности. Вскрикиваю, выгибаюсь.

— Здесь

болит? — спрашивает Марат, продолжая меня поглаживать, легонько, едва дотрагиваясь.

Я кусаю внутреннюю сторону щеки до крови, пробую протрезветь, сбросить вязкие путы охватившего разум дурмана.

Какой ответ будет правильным? Какой?!

Всхлипываю.

— Говори, — требует он.

— Нет, — признаюсь честно.

Убирает пальцы. Прижимает крепче. Дает ощутить вновь зарождающееся возбуждение. Притягивает вплотную. Вжимает наливающийся кровью орган в мой живот.

— Значит, все зажило, — выносит вердикт. — Ничего не саднит. Не опухает.

— Нет, — роняю еле слышно.

— Готова для моего хера? — ухмыляется.

— Почему ты всегда так… грубо? — сдавленно выдыхаю.

— Привыкай, — хлопает ниже поясницы, принуждая взвизгнуть и подпрыгнуть на месте. — Я буду еще грубее завтра.

— Завтра? — тупо переспрашиваю.

— На совете, — поясняет ледяным тоном. — Раз очевидный вариант рассматривать не станут, придется обратиться к традициям.

— Я бы очень хотела понимать, о чем ты.

— Пусть это будет сюрпризом, — тянет ворот платья вниз, высвобождает грудь из бюстгальтера, выкручивает мои соски, заставляя простонать.

— Я… я начинаю ненавидеть сюрпризы.

Марат обхватывает меня под ягодицами. Насаживает на свой член. Осторожно. Мягко. Нанизывает на вздыбленную плоть до упора.

— Главное — подчиняйся, — говорит он. — Выполняй все приказы без вопросов. Рот открывай только чтобы хуй в глотку принять.

— А разве у нас бывает иначе? — горько усмехаюсь.

Ничего не произносит в ответ. Просто сжимает до хруста костей. И вбивает внутрь так сильно и мощно, что дыхание отнимает напрочь.

Глава 46

Свет. Ослепительный. Проникающий в каждый угол, в каждый фрагмент, в каждую клетку. Наполняющий пространство. Пронизывающий, просвечивающий, точно луч рентгена. Слезы в глазах. Ком в горле.

Я знаю, это еще не ад. Слишком рано умирать. К тому же в настоящем пекле не бывает такого яркого света.

Я хочу спросить. Позвать. Окликнуть по имени. Хочу сказать. Попросить. Взмолиться о пощаде. Я хочу множество других невозможных, абсолютно неосуществимых вещей.

Но с губ не срывается ни единого звука. Из горла не вырывается ни единого вскрика. Немею и цепенею в ледяных оковах страха.

Господи, помоги. Пожалуйста. Боже, сохрани. Меня. Или хотя бы то, что от меня осталось.

* * *

— Будь осторожна, — говорит Замира, выдавая последнее напутствие, и ее голос пропитан тревогой. — Подчиняйся ему. Во всем. Скрывай свой буйный нрав.