Жестокое море
Шрифт:
Два зданий на углу вовсе исчезли, три следующих — тоже. Дальше была огромная яма, прямо посреди улицы. А еще дальше — обломки дома, выброшенные взрывом на середину мостовой. Бомбы упали очень аккуратно, в ряд, как пуговицы, пришитые к платью. Тэллоу посмотрел на обломки и хладнокровно сказал:
— Джим, я не мог ошибиться, — и побежал.
Уоттс после давал за ним рысцой вдоль улицы. Мимо зияющего посреди улицы кратера воронки.
Дом № 27 был полуразрушен взрывной волной. 31-й —
Док-роуд, 29… Разодранные обои хлопали по ветру. Лестница пьяно перекосилась. Из уцелевшей кирпичной кладки торчала кухонная раковина. Дом обвалился после взрыва, а обломки его разлетелись по саду и улице. Под ногами хрустело битое стекло и кирпичи. Они подошли поближе. Куча обломков, наваленный на фундамент битый кирпич, покрытый пылью и грязью, над которым все еще витал запах недавнего пожара…
Несколько спасателей в запыленных синих комбинезонах копались в обломках. Тэллоу подошел к крупному мужчине в белом стальном шлеме.
— Как это произошло? — спросил он спасателя.
— Не задавай дурацких вопросов. Я занят, — ответил тот, едва взглянув на матроса.
— Это мой дом, — без всякого выражения сказал Тэллоу.
— А… — спасатель выпрямился. — Извини, приятель. Тут вокруг столько слоняется всяких дураков. Никогда не видел столько, — он взглянул на Тэллоу с явным сочувствием. — Прямое попадание, около пяти дней назад. А тебя что, не было?
— Да. Только что пришли.
— Мы об этом не знали, — добавил Уоттс.
Наступило молчание. С усилием Тэллоу задал главный вопрос:
— А что с теми, кто жил в доме? Спасатель отвел взгляд и сказал, указывая направление:
— Спроси-ка лучше вон там, в посту гражданской обороны. Они этим занимаются.
— А что с ними? Знаешь ты или нет? — грубо спросил Тэллоу.
На этот раз спасатель посмотрел ему прямо в глаза, подыскивая слова для ответа:
— Многого не жди, приятель… после такого… Мы их раскопали. Две женщины. Имен не знаю. Спросите штабе.
— Они были мертвы? — спросил Тэллоу. Секунда нерешительности. Потом:
— Да, мертвы…
Направляясь к посту, Тэлооу сказал:
— Наверное, миссис Кроссли. Она обычно заходила к Глэйдис посидеть вечерком.
В помещении поста, уцелевшей комнатке полуразрушенного дома, трое играли в карты. Двое совсем молодых, один — пожилой, с сединой в волосах.
— Берегитесь, ребята. Флот тут как тут!
— Как раз к чаю — сказал пожилой, складывая карты. — Всегда рад видеть флотских.
— Док-роуд, 29, - коротко сказал Тэллоу и кивнул головой в сторону улицы. — Прямо напротив. Что произошло?
Огорошенные, те умолкли. Веселость как рукой сняло. Потом пожилой начал, запинаясь:
_
— Мы только что пришли. Были в море полмесяца. Когда это случилось?
— Пятого мая, пять дней назад, так ведь? — он опять прочел имена: — "Миссис Белл, миссис Кроссли…" Ваши родственники?
— Миссис Белл моя сестра, миссис Кроссли ее подруга.
— Мне очень жаль… Мы можем вам чем-нибудь помочь?
— А что сделали с…
Один из молодых, так весело встретивший их, неожиданно поднялся и сказал:
— Ничего, ничего, приятель. Вот, присядь.
— Когда были похороны? — спросил Тэллоу, продолжая стоять.
— Два дня назад, — молодой кашлянул, — Были еще и другие. Двадцать один погибший.
— Двадцать один? И все с Док-роуд?
— Да. Тяжелая выдалась ночь.
— А где, где их похоронили? — спросил Уоттс с порога.
— На Крофт-роуд, на кладбище, — ответил пожилой. — Все было сделано очень торжественно, уверяю вас. Присутствовали мэр и члены муниципалитета. Всех похоронили в братской могиле. Речь произнесли, возложили венки… — Он вдруг заговорил совсем другим тоном: — Они даже ничего не почувствовали, мистер Тэллоу… Им совсем не пришлось страдать.
— Понимаю, — сказал Тэллоу.
После комнатного полумрака их ослепило яркое солнце. Оба молча глядели через улицу на остатки дома, на людей, снующих среди руин. В палисаднике играли дети, строя что-то из обломков кирпича и затем разрушая свои постройки. Над всем царил пыльный и горестный покой.
— Мне очень жаль, Боб, — промолвил Уоттс, — очень жаль.
— И мне тоже, Джим. За тебя. Все это нелепо, честное слово, — продолжал Тэллоу с болью в голосе. — Приходишь из похода, рад возвращению, думаешь, дома все живы-здоровы, счастливы, а их уже два дня как похоронили,… Как нелепо… Джим, я хочу выпить…
Они провели еще четыре конвоя. Тяжелые и напряженные. Такие теперь стали обычными. А потом, потом на их долю выпало то, чего они с нетерпением ожидали столько долгих месяцев. Переоборудование, ремонт и длительный отпуск, какого они не имели с того самого дня, как "Компас роуз" спустили на воду. Отпуск был необходим. Напряжение забирало у людей много нервов и, конечно же, отражалось на корабельной жизни. Проявлялось это в мелочах. В самоволках, в ссорах, вспыхивающих в кают-компании, в эпидемии мелкого воровства среди матросов. Единственным лекарством от всего этого был отдых.