Жестокое море
Шрифт:
Немцы на палубе замахали руками.
— Тогда отправляемся, — продолжал Эриксон, — Ни под каким предлогом курс не менять. Друг другу не сигналить. Ночью нести все ходовые огни. Да не забывайте про глубинные бомбы!
Но этому необычному конвою не суждено было добраться до места назначения без происшествий. И это происшествие по-настоящему разгневало Эриксона.
Случилось это к вечеру второго дня. Они уже подходили к северной оконечности архипелага, которая отмечала вход в ворота их дома. В течение тридцати часов подлодки вели себя в высшей степени дисциплинированно: педантично держали курс, вовремя зажигали в ночное время навигационные огни. Но Эриксон
Эриксон быстро привел корабль в боевую готовность. Он не собирался рисковать: а вдруг это в действительности подлодка, не подчинившаяся приказу всплыть? Пленникам был передан сигнал: «Немедленно остановитесь и оставайтесь в дрейфе». Лодки подчинились. «Салташ» дал полный вперед и пошел в атаку. Локкарт сказал:
— Похоже на цель, сэр, идет тем же курсом, что и мы… Эриксон ответил:
— Сбросим глубинные бомбы, старпом. Возможно, на этой лодке еще не слышали новостей.
Сигнал «Глубинные бомбы — товсь» едва успел отзвучать, как подлодка всплыла в ста ярдах прямо по курсу. Она всплыла нехотя и медлительно, словно заявляя, что делает это по собственному желанию.
— Обе стоп, — приказал Эриксон. — Двадцать влево! «Салташ» обошел субмарину с кормы. Эриксон рассматривал серый корпус в бинокль.
— Кажется, — угрюмо сказал он, — они действительно не знали сигнала сдачи. Хорошо бы…
Он не закончил фразы, борясь с сильнейшим искушением. Отсутствие черного флага на подлодке давало ему на выстрел все законные основания. Ему хотелось атаковать врага, расстрелять его, бросить рядом с ним пару глубинных бомб. Ему хотелось доказать немцам, что война закончилась для них поражением, что британский фрегат может послать их ко дну в любой момент. Его охватил тот же гнев, который он ощутил тогда, когда командир подбитой подлодки принялся кричать «Хайль Гитлер» у него в каюте. Чертовы немцы!.. Из люка боевой рубки показался человек в фуражке с высокой тульей. Он беззаботно осмотрелся вокруг, а затем направил бинокль на «Салташ». Еще один вылез из люка и встал рядом с первым с таким видом, будто его вовсе не интересовал фрегат.
— В дураков играют! — проворчал Эриксон. — Аллингэм!
— Сэр? — откликнулся Аллингэм.
— Дайте один выстрел перелетом над их боевой рубкой. А если хотите попасть, валяйте.
Аллингэм отдал приказания. Рявкнула одна из пушек на полубаке. Снаряд поднял высокий султан воды всего в полусотне ярдов позади подлодки.
— Как раз расчесало ему волосы на пробор, — заметил Хольт.
Это был последний выстрел долгой войны. Двое на мостике рубки потеряли безразличный вид и энергично замахали руками. Остальные стали вылезать из рубки и разбегаться по палубе. Черный флаг вздрогнул и пополз вверх по короткой мачте, а сигнальный фонарь с мостика неистово замигал.
— Сигнал, сэр, — доложил старшина сигнальщиков. — «Я не хочу вступать с вами в бой».
Так окончилась битва. По всей Атлантике замерло сражение. Странно тихий конец жестокой, более чем пятилетней борьбы. Не было больше ни отчаянных нападений на торговые суда, ни пиратских выходок после дня капитуляции. Жестокая война закончилась тем, что на поверхности моря вскипали пузыри из продутых балластных цистерн, появлялась подлодка, неохотно сдавалась в плен, получая лаконичный приказ: «Следуйте за мной». Но никакой спокойный конец не мог принизить гордости за победу,
Эта война навсегда останется в истории. Она останется в памяти людей. Она останется в морских традициях и станет легендарной. За решающую помощь, которую флот оказал воюющему острову, и цену, которую пришлось заплатить моряцкими жизнями. За так и не перерезанную немцами дорогу жизни через Атлантику.
Подлодки они сдали на попечение трем ершистым канонеркам, которые выскочили из Лох-Брума и на скорости около тридцати узлов с рычанием устремились к ним, а подойдя, развернулись, подняв столбы брызг и вспенив воду, и пальнули безо всякой на то причины из пулеметов. Единственным посланным ими сигналом было: «Они наши».
«Салташ» мог идти на рейд.
Большой фрегат двигался в спокойных водах залива, направляясь к группе кораблей и судов на рейде. Солнце уже зашло, было довольно холодно. Вот и вернулись домой из похода… Закутанные, одетые в теплые куртки, они все еще притопывали ногами в тяжелых сапогах. Странная тишина стояла на «Салташе», хотя на верхних палубах столпилось сотни полторы человек. Опершись на поручни или сидя на зарядных ящиках и крышках люков, они смотрели на тихую воду, на прекрасные, все еще подкрашенные солнцем горы, белые домики, сгрудившиеся на берегу залива, на рейд, к которому приближались. Был конец дня, конец войны. На палубе тихо — в такой момент нелегко разговаривать. Гораздо лучше стоять неподвижно и смотреть, смотреть вдаль.
Подойдя ближе, они увидели, что за исключением корвета, небольшого топливного танкера и нескольких мелких судов не рейде стояли немецкие подлодки. Шестнадцать подлодок, тесно пришвартованных друг к другу.
По палубе прокатился гул голосов, затем вновь все стихло. Команда фрегата столпилась у поручней, глядя сверху на субмарины. Подлодки были пусты: экипажи сняты с борта, а пушки опущены в корпус. Молчаливые и неопасные, но все еще враждебные. Много в них было такого, на что стоило посмотреть, но одна деталь привлекла внимание всех: на боевых рубках подлодок виднелась большая буква «V» [16] . Сейчас она выглядела апофеозом проклятой войны.
16
Начальная буква слова «Victoria» — победа. — прим. Перев.
«Салташ» прошел мимо. Эриксон передал в машину: «Самый малый», а Рейкс стал разыскивать береговые ориентиры для выбора места якорной стоянки. И вот на баке загрохотал брашпиль, стравливая первые футы якорной цепи. Аллингэм на баке повернулся лицом к мостику в ожидании команды «Отдать якорь».
— Выходим на траверз, сэр.
— Стоп машины!
Пока «Салташ» по инерции шел вперед, Эриксон огляделся: лучшей якорной стоянки и не придумаешь! Место защищено от ветра, рядом нет ни мелей, ни других кораблей. И подлодки на виду…
— На траверзе, сэр! — крикнул Рейкс.
— Малый назад! — скомандовал Эриксон. «Салташ» набрал задний ход, достаточный для того, чтобы на инерции натянуть цепь и зацепиться за дно как следует, погрузив лапы якоря в грунт. Эриксон приказал: «Стоп машины! Отдать якорь!»
Аллингэм повторил приказ старшине. Со звоном выскочил кулачок стопора. Якорь с лязгом и грохотом рухнул в воду, подняв веер брызг. Звуки эти отдались эхом, спугнув тучи кричащих морских птиц. По воде пошла рябь. «Салташ», натянув якорь-цепь, остановился.