Жестокое перемирие
Шрифт:
Бежать в гору было трудно, жар сжигал затылки. Люди задыхались, падали. Товарищи подхватывали их, помогали подняться. Пламя ворвалось в шахту, далеко не ушло, размазалось по стенам, схлынуло. Но в тоннеле пылал невиданный пожар. Что-то трещало, рушилось, с грохотом падали каменные и бетонные перекрытия, прогнулся, затрещал, начал осыпаться свод тоннеля.
– Быстрее, мужики! – прохрипел Дорофеев, скачками уносясь вверх. – Завалит же на хрен!
Наконец яркий дневной свет! Шахта содрогнулась от очередного мощного взрыва, растрескались стены, из которых уже
Гранатометы остались в подземелье, но все прочее оружие ополченцы не выпустили из рук. Дорофеев как-то ухитрился пристроить за спину пулемет. Опаленные, с горящими глазами, они выбежали в ров и рухнули на бетон.
Под ними все бурлило, вздрагивало, глухо урчало. В подземелье, как в жерле вулкана, происходили угрожающие, не видимые глазу процессы.
– Не лежать, мужики! – с трудом проговорил Андрей. – Успеем еще поваляться, вся жизнь впереди.
– Выносим самое ценное, что у нас есть! – выкрикнул Дорофеев, кое-как поднимаясь на карачки.
– Да что у тебя ценного, Дорофеев? – прохрипел Костюк, мучительно принимая вертикальное положение.
– Как что? Душа!
Взбудораженные, безмерно уставшие, ополченцы бежали по вибрирующей бетонной заливке. Ступени, горбатый вал!.. Им казалось, что они съезжали с горы вместе с лестницей.
Бывшая военная база выросла перед их глазами. Здешний ландшафт действительно подвергся кардинальной «реконструкции».
Скальной гряды у подножия высоты уже практически не было, на ее месте валялись лишь каменные обломки.
Догорали строения воинской части – казарма, столовая, штаб.
Повсюду валялись обгоревшие тела, многие еще дымились. Ползали, бродили какие-то дезориентированные личности. Из-за скопления кустов доносились рваные автоматные очереди.
С лестницы просматривался КПП и его окрестности. Дорога, идущая к нему через поле, была пуста.
С обратной стороны во двор выбегали люди, они кого-то тащили, оборачивались, стреляли, не целясь. Свои! Группы Ковальчука и Липника. У бронеавтомобиля «Спартан», оснащенного крупнокалиберным пулеметом, махал руками Зимин, созывая народ.
Задание выполнено! Группа Андрея Окуленко взорвала подземелье и, оказывается, потеряла не так уж много времени.
Земля снова дрогнула, когда они спустились с террасы и бежали к дороге.
Черт возьми, это совсем в другой стороне, хотя и в пределах базы. До Андрея не сразу дошло, что это взорвалось подземное хранилище боеприпасов, которое минировали люди Ковальчука. Молодец, капитан!
Земля дрожала и сотрясалась, катились глиняные глыбы, качались и рушились деревья на том месте, под которым располагалась обширная полость. Там словно надулся воздушный шар. Земная твердь покрылась трещинами.
Ополченцы бежали по грунтовке, мимо ощетинившегося кустарника, разбросанных глиняных глыб и обломков строительного мусора. Они последними влетели во внутренний двор КПП.
В спины им стреляли! Люди сбрасывали с плеч автоматы, пятились, огрызались ответным огнем. Вероятно, кто-то на этой базе еще
За кустами, у подножия горы, перебегали какие-то человечки. Они приближались, залегали. Несколько пуль вспороли землю под ногами Андрея.
Остатки живой силы противника накапливались у подножия возвышенности. Украинский офицер хрипел, надрывался, посылал всех то в атаку, то гораздо дальше.
У бронеавтомобиля возились ополченцы. Они еще не расселись, суетились.
– Отходим медленно, мужики, без паники! – прокричал Андрей, пятясь во внутренний двор.
Внезапно заработал крупнокалиберный пулемет, установленный на крыше бронеавтомобиля. Зимин не терял даром времени, забрался в люк и поливал свинцом подножие холма, утонувшее в клубах густого дыма. Двое укропов собрались перебежать, но пули подкосили их, прибили к земле.
– Окуленко, в машину! – гаркнул Ковальчук.
В бронированном «тянитолкае», защищенном с пяти сторон толстыми листами стали, было вдоволь места. Ополченцы загрузились в машину. Чумазые, бледные, в порванной одежде.
Выл от боли длинноволосый Антон Николаев. Пуля пропорола ему живот, он потерял много крови. Товарищи втащили его в салон, уложили на переднее сиденье. Липник держался за окровавленное ухо, как-то виновато поглядывал на командира.
Андрей с удивлением подметил, что в честную компанию затесались два чужака. Люди Ковальчука обращались с ними не больно-то гуманно, отвешивали затрещины, крыли матом.
Первый был невысокий, лысоватый, плотный, с погонами капитана украинской армии. Он сносил побои молча, только сжимал зубы.
Второй – сухопарый, высохший, с угловатым черепом. Волос на голове у него тоже было немного, череп украшала широкая залысина. Он носил камуфляж без знаков различия, щеголеватые ботинки. Запястье украшали здоровые швейцарские часы.
Этот фрукт, не мог молчать, надрывался фальцетом:
– Do not touch! You are not permitted me to touch! I have immunity! I am a citizen of the United Kingdom, I will complain! [2]
2
Не прикасайтесь! Вам не разрешено ко мне прикасаться! Я неприкосновенен! У меня иммунитет! Я являюсь гражданином Соединенного Королевства, я буду жаловаться! (Пер. с англ.)
– А это что за кексы? – удивился Андрей.
– Который хохол – командир батареи САУ «Акация» капитан Котрич Олесь Петрович, – объяснил Ковальчук. – Тот самый парень, который ежедневно кричал «Батарея, огонь!», прекрасно зная, что убивает гражданских и разрушает мирную инфраструктуру.
– Я просто выполнял свою работу, – сдавленно пробормотал украинский артиллерист.
– Да, конечно. Обычная работа, – сказал Андрей. – Чтобы штаны не сваливались. Понятно. Скажи, капитан, это ты командовал стрельбой, когда твоя батарея уничтожила колонну гражданских беженцев?