Жестокость и воля
Шрифт:
— Во-первых, не «ты», а «вы», — с металлом в голосе сказал он. — А во-вторых, не «командир», а младший лейтенант. Вы превысили скорость. Вам на трассе сколько разрешено? Семьдесят. А вы сколько ехали?
— Семьдесят, — не моргнув глазом, заявил Самарин.
— Да? — скептически хмыкнул Стрельцов, перебирая документы. — Пройдемте-ка со мной.
— Командир, а может, так договоримся? Я тороплюсь, продукты у меня скоропортящиеся. Понимаешь? — закричал вслед удаляющемуся гаишнику водитель.
Но
Водитель выпрыгнул из кабины, захлопнул за собой дверцу и, сунув руки в карманы замызганных пузырящихся брюк, подошел к милицейским «Жигулям».
— Гражданин начальник, — обратился он к Костенко, — тут младший лейтенант говорит, что я скорость превысил.
Его вызывающий тон стал виновато-заискивающим.
— Правильно говорит младший лейтенант. Дывись сюды.
— Чего?
— Гляди, говорю, сюда.
Костенко, не выходя из машины, показал шоферу дисплей радара, на котором отсвечивало красными цифрами трехзначное число.
— Да не может быть! — воскликнул шофер.
— Можеть, можеть, — засмеялся Костенко, — цей агрегат не врет. Ты мне вот шо скажи, як твое корыто на такой скорости не развалилось?
— Не знаю, гражданин начальник.
— Шо ты усе начальник да начальник? В погонах разбираешься?
— Разбираюсь.
— Ну так хто я?
— Товарищ капитан.
— Вот так и говори — товарищ капитан.
— Привычка, гражданин… товарищ капитан.
Костенко пропустил эти слова водителя мимо ушей.
— Груженый?
— Ага.
— Шо у тебя в кузове?
— Клубника, товарищ капитан, — Самарин нервно облизнул губы.
— Якая такая клубника? Рано ж еще.
— Польская, товарищ капитан.
— Клубника — это добре, — протянул Костенко, — моя женка клубнику любит.
Несмотря на такой явный намек, шофер «КамАЗа» не торопился выполнить пожелание капитана Костенко.
— Может, я лучше штраф заплачу, товарищ капитан? — переминался он с ноги на ногу.
— И штраф заплотишь, это само собой. А вообще, — гаишник посмотрел в водительское удостоверение, — Самарин, нравятся мне твои права. Надо, наверное, их себе оставить.
— За что, товарищ капитан? — взмолился водитель. — Я же только скорость превысил.
— А на сколько ты ее превысил? Знаешь, шо за такое нарушение положено прав лишать?
— Я заплачу сколько надо, товарищ капитан. Только права не отбирайте. С копейки живу, без прав мне никак.
Костенко повертел в руках «корочки», отложил их в сторону, чмокнул языком.
— Шо, ты говоришь, у тебя у фуре?
— Да я бы с удовольствием, товарищ капитан, только клубника не моя. Из кооператива одного.
— Шо тебе
Самарин оглянулся.
— Я щас, товарищ капитан. Я только спрошу. Там сопровождающий из кооператива сидит.
— Ага, спытай своего сопровождающего, — насмешливо протянул Костенко, похлопывая «корочками» водительского удостоверения по колену.
Шофер пулей метнулся к грузовику, забрался в кабину и несколько минут что-то горячо обсуждал с пассажиром.
— Дывись, Стрельцов, — сказал Костенко младшему лейтенанту, присевшему на капот «Жигулей», — як клубники жалко. Прав не жалко, грошей не жалко, а якусь срану ягоду жалко. От люди.
Наконец шофер вышел из «КамАЗа» и зашагал по направлению к патрульному автомобилю.
Одновременно с ним из кабины выбрался и пассажир грузовика. Он обошел «КамАЗ» сзади и остановился возле двери фуры.
Стрельцов посмотрел на пассажира с некоторым недоумением. Несмотря на жаркое утреннее солнце, он был одет в почти наглухо застегнутую кожаную куртку.
«Здоровый бугай, простыл, что ли?» — подумал про себя младший лейтенант.
— Шеф дает добро, — сипло сказал водитель грузовика. — Только…
— Шо?
— Начальник, — в сердцах сказал Самарин, — иди сам выбирай.
— Ты шо, сам принести не можешь? Шофер промычал что-то невнятное и махнул рукой.
— От люди, — недовольно протянул Костенко, — херней маюца.
Он отложил радар в сторону, на всякий случай прихватил с собой водительские права Самарина и направился к фуре.
— Стрельцов, посиди в машине. Я сам разберусь.
Младший лейтенант уселся в машину и закурил. «Интересно, — подумал он, — поделится или нет? Кто их знает, этих хохлов, не зря же про них анекдоты рассказывают. Що не зъим, то покусаю».
На голенищах хромовых сапог капитана Костенко, надраенных до зеркального блеска, отраженные солнечные лучи сверкали ярче, чем на мокрой асфальтовой полосе шоссе.
«Наверное, салом мажет? — ухмыльнулся про себя Стрельцов и тут же поправился: — Нет, сало для хохла то же самое, что водка для русского. Нет, все-таки интересно, чем он их мажет?»
Скрипя подошвами, капитан неторопливо перешел на другую сторону дороги и остановился у задней двери фуры.
— Ну давай, — недовольно сказал он, — шо там у тебя за клубника?
Детина в кожаной куртке изобразил на лице некое подобие улыбки и полез в карман джинсов за ключом: на дверях фуры висел огромный замок.
Он долго ковырялся ключом в замочной скважине, наконец отстегнул дужку, вынул ее из петли и, приподняв длинный запор, рывком распахнул дверь.
Костенко заглянул внутрь.