Жезл маршала. Василевский
Шрифт:
— Недавно присвоили. — Он подошёл к зеркалу, расчесал волосы. — Ну, а как ты живёшь? Замуж не вышла?
— Кто же меня возьмёт со взрослым сыном? — усмехнулась Серафима. В её голосе Александр Михайлович уловил грусть. — Юре уже восемнадцать, сказал, что как окончит учёбу, уйдёт на фронт. Говорит: «Отец на фронте, а почему я должен сидеть дома?» Ты мог бы, конечно, лучше устроить сына, но не станешь этого делать. Ты у нас человек совестливый.
— Не ёрничай, Серафима! —
— Да. Письмо адресовано лично тебе, и я не вправе его открывать. А ты его читал?
— Да.
— И что он тебе пишет? — Она вся напружинилась. — Как у него дела? Что с учёбой? Скоро ли закончит училище?
Жена сыпала вопросами, а он никак не мог решить, как ей сказать о болезни сына.
— У Юры всё хорошо... Вот только приболел он. Простудился...
— Письмо у тебя? — спросила она.
— У меня... — Он замялся.
— Дай прочесть! — требовательно произнесла она.
— Я же всё тебе сказал...
— Нет, милый Саша, ты дай мне его письмо! Я — его мать и хочу знать, что он тебе пишет.
Он достал из кармана шинели письмо, развернул его.
— Я тебе прочту...
— Нет, я сама прочту, — решительно возразила она и не взяла, а вырвала письмо из рук.
— Серафима, что за грубость? — возмутился Александр Михайлович. Но она уже не слушала его — развернула листок, стала читать.
«Сейчас закатит истерику», — подумал он.
Серафима едва не задохнулась, когда прочла письмо сына.
— Боже, у него из горла кровь пошла!.. — вскричала она. Сыночек, мой сыночек, что они с тобой там сделали!.. — Она заплакала громко, с надрывом.
Василевский растерялся и не знал, что ему делать.
— Успокойся, Серафима, — тихо сказал он, убрав чёлку со лба. — Лес заготавливали, пошёл дождь, и Юра простыл. Я поза бочусь о нем...
Серафима застонала, с трудом подавляя в себе боль.
— Что ты предлагаешь?
— Вызову его в Москву, врачи его обследуют, потом положу в госпиталь.
— Юру отпустят из училища?
— Я сделаю так, что его откомандируют в распоряжение Генштаба. Юра не только мой сын, он ещё и солдат. Так что моя совесть будет чиста. И вот ещё что, — продолжал Александр Михайлович, поглядывая на Серафиму. — Пока Юру будут обследовать врачи, пусть поживёт у меня на даче. Катя возражать не ста нет, да и Игорьку веселее.
— Я согласна...
— Спасибо, дорогая...
— Я тебе «дорогая»? — Серафима усмехнулась. — Не лицемерь, пожалуйста! Ты же знаешь, я этого не терплю. Катя — вот она, должно быть, тебе «дорогая». А я любимая для моего сыпи.
Василевский замялся:
— Ты
Серафима не шелохнулась. В голове тревожно билась мысль: «Он давно уже не мой...»
У двери Василевский остановился, вынул из кармана пачку денег и отдал Серафиме:
— Это мои наградные. Прошу, возьми, пожалуйста. Купи что-нибудь себе.
Серафима даже не притронулась к деньгам. Тогда он положил их на стол и, толкнув дверь плечом, вышел.
— Ты мне нужен, Алексей, — входя в кабинет генерала Антонова, сказал Василевский. Он достал из кармана письмо сына и вручил ему. — Прочти, нужна твоя помощь, а то я что-то запутался...
Он задумчиво курил, пока Антонов читал про себя письмо Юрия.
— Туберкулёз в острой форме — вот что означает кровь из горла, — авторитетно заявил Антонов, когда узнал о болезни Юры. — Молодой парень, и вдруг так заболеть. Это же трагедия!
— Ты говорил, что сына надо вызвать в Москву и показать врачам. Но как это сделать?
Антонов предложил послать за своей подписью начальнику училища телеграмму по бодо с указанием откомандировать курсанта Юрия Василевского в Москву в связи с тяжёлым заболеванием.
— Через два-три дня он будет здесь, — сказал Антонов. — Тогда и покажем его врачам. Если надо, я сам отвезу его в госпиталь.
— Мудро, Алексей. Отстучи телеграмму, а я схожу в парикмахерскую. Да, надо же тебе дать адрес, где Юра учится. — Он порылся в кармане: — Нашёл... Пиши: Челябинская область, город Миасс, авиационная школа механиков.
Допоздна Василевский сидел в Генштабе и решал различные фронтовые вопросы. Домой пришёл уставший. Дверь ему открыла жена.
— Наконец-то появился наш папка! — воскликнула она, обнимая и целуя мужа.
Он снял шинель, повесил её на вешалку и схватил сына на руки. Игорь смеялся, хохотал, просил отца подбросить его к потолку.
— Я не боюсь, бросай! — кричал он.
Александр Михайлович вынул из кармана плитку шоколада и отдал сыну:
— Не наш шоколад, американский!
Юра отломил кусочек и бросил в рот:
— Ох и вкусный, папка! Дай мне ещё...
После ужина Игорь ушёл играть в детскую. Василевский сел на диван, позвал жену и рассказал ей о болезни старшего сына.
— Я хочу вызвать его сюда, чтобы врачи обследовали. Не возражаешь, если он поживёт у нас на даче?
— Что за вопрос, Саша? — удивилась Катя. — Пусть приезжает. Втроём нам будет веселее.