Жиган: жестокость и воля
Шрифт:
После первого же разрыва гранаты, пущенной из афганского «РПГ», командир группы получил тяжелое ранение.
Панфилов снял гранатометчика вторым выстрелом из своей «драгунки».
Трубачев аккуратно отправлял на позиции «духов» одну гранату за другой из своего «РПГ-7».
«Духи» стали потихоньку отступать. Плотность огня с их стороны снизилась, да и прицельно стрелять им тоже не давали.
Но неожиданно к афганцам подошло подкрепление. Возможно, это появилось сопровождение каравана, а впрочем — кто его поймет.
Снова
Под покровом быстро спустившейся темноты группе пришлось спешно отходить.
Дорогу на дне ущелья на всякий случай взорвали. Идти старались по тем местам, где еще не намело снега, чтобы не оставлять следов.
На месте засады установили мину направленного действия.
Взрыв услышали, уже находясь на хребте, над местом засады, метрах в четырехстах от нее.
Пройдя еще два часа, решили остановиться и по радиостанции вызвать вертолет для эвакуации.
На месте сеанса связи также оставили мину направленного действия и, к своему ужасу, услышали ее разрыв спустя четверть часа.
Бойцы шли из последних сил, а ведь им приходилось еще нести раненого командира.
И тогда единственный оставшийся офицер принял решение — оставить заградительный заслон.
Требовались два добровольца. Ими стали бойцы Панфилов и Трубачев.
Несмотря на неподходящее время, вертолеты все-таки вылетели к месту эвакуации.
Но Константину и Василию пришлось сорок минут сдерживать висящих на хвосте «духов».
Хотя группа оставила им все боеприпасы, какие только возможно, экономить приходилось буквально каждый патрон.
Их спасло только появление «вертушек». Они прибыли в тот самый момент, когда боеприпасов у Василия и Константина оставалось минуты на две-три хорошего боя.
Их дождались, не бросили, но буквально в пятнадцати метрах от вертолета «духи» все-таки достали Василия.
Пуля попала ему в плечо. И последние метры до «вертушки» Константин тащил Василия на себе…
Телефонный звонок заставил Константина отвлечься от воспоминаний об афганском прошлом и снять трубку.
— Костя, ты? — послышался сквозь треск телефонной линии знакомый голос.
— Васька, откуда? Какими судьбами? — воскликнул Панфилов.
— Считай, что с того света.
— Мне передавали, что ты вчера звонил. Ты где сейчас?
— Да, в общем, недалеко. Железнодорожная, десять. Знаешь, где это?
— Найду.
— Бывшее правление жилищного кооператива. Подвальное помещение. Подходи, есть разговор.
— Добро. Ты-то сам как?
— При встрече все расскажу. Извини, долго разговаривать не могу —телефон служебный, своего пока не завел.
— Скоро буду.
Положив трубку, Константин допил уже совершенно остывший кофе и вышел из кабинета.
— Жанна,
Она кисло улыбнулась.
— Постараюсь. А вы куда?
— Надо со старым другом повидаться.
— Вы сегодня еще появитесь, Константин Петрович?
— Не знаю, возможно.
Глава 10
Константин свернул во двор панельного пятиэтажного дома на Железнодорожной улице — ничем не примечательного среди сотен и тысяч подобных строений.
По тихому дворику неспешно брела одинокая старушка с мусорным ведром в руке.
Константин припарковал «Жигули», вышел из машины и обратился к старушке с вопросом:
— Где тут помещение правления жилкооператива?
— А вот оно, — она махнула рукой, — в подвале первого подъезда.
Константин потянул на себя грубо сколоченную из неструганых досок дверь и спустился по ступенькам в тесный подвал, освещенный единственной лампочкой под потолком.
Здесь находилась еще одна дверь, на которой висела табличка с надписью: «Саланг». Прочитав название, Константин едва заметно улыбнулся. Возможно, для старушки во дворе это слово ничего не значило, но те, кто хоть раз побывал на знаменитом афганском перевале, никогда его не забудут.
За дверью, обитой жестью, оказалось две комнаты. В одной, совсем маленькой, были грудой навалены пачки бумаги, пустые картонные упаковки. Из другой доносился редкий стук пишущей машинки.
Константину пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о низко нависший дверной косяк.
В комнате, своими размерами и обстановкой напоминавшей камеру штрафного изолятора, за одиноким столом сидел давний армейский друг Константина Василий Трубачев и неумело, одним пальцем пытался напечатать какой-то документ.
— Здорово, пионер-герой, — широко улыбнулся Константин.
— Здорово, если не шутишь, — ответил ему улыбкой Василий.
Он отодвинул стул, наклонился и зачем-то стал шарить рукой под столом.
— Ты никак для меня цветы припас? — засмеялся Панфилов.
— Нет, — каким-то виноватым тоном произнес Трубачев, — просто без них я встать не могу.
Он вытащил из-под стола костыли и, опираясь на них, направился к Панфилову.
Улыбка сползла с лица Константина, когда он увидел пустую подвернутую штанину на месте правой ноги. Константин замер, лицо его помрачнело.
— Что? — только и смог вымолвить он.
— Первая группа инвалидности, но могло быть и хуже.
Наконец боевые товарищи обнялись, правда, Василий мог пользоваться лишь одной рукой, придерживая в другой костыли.
Всей своей внешностью Трубачев напоминал русского былинного богатыря — высокий, плечистый, с руками-кувалдами. Его прямые русые волосы были зачесаны назад, а на верхней губе красовались все те же знакомые пшеничные усы.