Жила Жизни

Шульга Андрей

– Не держи на меня зла, брат.

Еще улыбающийся Кузьма ответил:

– На дураков не обижаюсь.

Митрофан на лыжах продвинулся к нему, замотал в разные стороны головой.

– Нет , Кузьма, ты меня прости, но мировая так не делается, батька наш учил нас помнишь чему ?

Лицо Кузьмы стало серьезным.

– Чему ?

Батя говорил:

– Если ты обидел напарника в тайге, то убей его или помирись, будешь мирится, дозволь ему отплатить тебе той-же монетой, так что брат бей мне по морде от всей души и не держи зла.

Кузьма опешил от такого предложения брата. Недоверчиво посмотрел ему в глаза. Митрофан выкрикнул:

– Бей!

Кузьма

покосился на деда Пантелея , тот был ошарашен происходящим не меньше Кузьмы, в очередной раз Митрофан выкрикнул:

– Бей ! Или мы – враги на всю жизнь !

Кузьма закрыл глаза и ударил брата наотмашь под самый левый глаз. Митрофан упал на спину как скошенная тонкая березка. Кузьма открыл глаза, увидел всю эту картину: брат лежал на спине с закатанными к верху глазами. Кузьма разбитыми губами прошептал:

– Вот дурак, убил наверное.

Дед Пантелей опустился перед Митрофаном на колени, бросил ему в лицо снегу, успокоил Кузьму.

– От этого редко умирают, он парень здоровый, выживет.

В подтверждение его словам Митрофан облегченно выдохнул, пришел в себя, потряс головой по сторонам, улыбнулся, проговорил радостно:

– Молодец, брат, это по – нашему, по – Демидовски, чувствуется наша рука.

Все трое вновь рассмеялись, дед Пантелей с гордостью подумал:

– Молодцы все же наши русские мужики, крепкие, ничто не сломает нас, в этом – то и есть наша сила.

ГЛАВА 5

На весь деревенский клуб звучала русская плясовая, молодые девушки и вдовы отплясывали, не жалея валенок, в такт всем знакомой мелодии, которая перемешивалась со звуком каблучков офицеров и их жен, которых было здесь очень мало. Леонид Брючков стоял на улице и курил уже третью папиросу. Он специально отошел от окон клуба, чтобы его не было видно, он ждал. В деревне было тихо, лишь изредка лаяли собаки и монотонно, возле солдатской казармы, тарабанил танковый двигатель, вырабатывающий для запретной зоны электричество, которым пользовались солдаты в казарме, клуб, и офицерский барак. За своей спиной Брючков услышал женский смех, возбужденный женский голос проговорил:

– Гена, не надо здесь, придержи свой пыл, не ровен час, Паша появится.

Из окна клуба падал свет и Брючков увидел жену начальника лагеря Антонину и лейтенанта Ошейникова, Василия, прибывшего сюда для прохождения службы год назад. Его оставили в тылу по ранению, он служил в действующей армии и имел медаль за отвагу, которую ему и присвоили наверное по ранению, может из-за того, что он побывал на фронте и имел правительственную награду. Брючков его недолюбливал и можно сказать ненавидел, окрестив его для себя птенцом, так как Ошейников окончил ускоренные офицерские курсы где – то в Саратове. Брючков, по долгу своей оперативной службы, знал все про всех, начиная от начальника исправительно – трудового лагеря, кончая последним солдатом, сюда конечно входили и жены офицерского состава: их было всего семь и все они не отличались отменной биографией как, опять же окрестил их для себя Брючков. Все они были проститутками и заядлыми алкашками. Жену начальника лагеря, Антонину, он имел неоднократно, и почти всегда навещал ее днем, когда ее муж – Шляхтин Павел Петрович выезжал с проверкой на лесоповал, а выезжал он туда через каждые два дня. Ошейников был по уши влюблен в Антонину, и Брючков очень часто слушал, как Антонина смеется над его чувствами, издевается над этим

сопляком лейтенантом – героем, по этому Брючков ненавидел Антонину еще больше, но пользовался ею, так как ощущал после близости с ней выше себя, чем начальник лагеря рогоносец. Появление этой влюбленной парочки не входило в его планы. Он бесцеремонно подошел к ним. На Антонине была накинута норковая длинная шуба, сшитая на заказ дедом Пантелеем, несмотря на мороз Ошейников форсил и всегда одевал в клуб шинель. Брючков проговорил:

– Вася, какая встреча, как делишки ? А кто это, а это вы, Антонина Васильевна? Что , вышли проветриться?

В планы Ошейникова тоже не входила встреча с Брючковым, которого для себя он считал Особистом и презирал, но все же побаивался, как и все в части и деревне. Но водочные пары и любовь к замужней женщине толкнули его на небольшой подвиг, он набрался смелости, проговорил:

– Ты, Брючков, не язви, мы действительно с Антониной Васильевной вышли подышать свежим воздухом, в клубе накурено.

От такой неожиданой дерзости Брючков на несколько секунд опешил, но железный дух его должности взял верх, он грубо пробасил:

– Вы что себе позволяете, лейтенант Ошейников? Как вы разговариваете со старшим по званию, под замок захотели?

В глазах героя войны мелькнул испуг, поперхнувшись он по – военному ответил:

– Виноват, товарищ капитан!

Удолетворенно Брючков проговорил:

– Когда переберете, не забывайте кто перед вами находится, в колонии ЧП, радуйтесь, что вы в наряде и отдыхаете, как полагается. Вы свободны, идите.

Ошейников повернулся на каблуках, под ним хрустнул снег, он скрылся в клубе. Антонина залилась смехом.

– Лёнечка не будь букой, зачем так пугать моих поклонников ?

Брючков усмехнулся.

– Сколько у вас их будет, столько я их буду пугать.

– Вы – ревнивый мужчина.

– Может быть, Антонина Васильевна.

Брючкову не хотелось разговаривать с этой похотливой самкой, он добавил:

– На улице становится холодно, пожалейте себя, простудитесь, заболеете чахоткой и у вас не останется ни одного поклонника.

Антонина одарила его кокетливой улыбкой, пошла к клубному крыльцу, повернулась через плечо, спросила:

– Ты заглянешь ко мне завтра?

Брючков твердо ответил:

– Нет.

Антонина удивилась.

– Почему?

– Сегодня доставили специальным этапом пятерых урок, мне нужно завтра с ними поработать, они одного проткнули по этапу. Ну ты знаешь, что у нас ЧП и твой муженек будет здесь, будем ждать результатов.

– Можно подумать , на тебе держится весь режим.

– Так оно и есть, дорогая Антонина, здесь все держится именно на мне.

Обиженно Антонина проговорила:

– Что ж, когда – то у меня не будет для тебя времени.

Антонина поежилась от мороза и торопливо вошла в клуб, где уже второй раз патефон выплескивал вальс. Брючков грубо проговорил тихо ей вслед:

– Шлюха.

Услышал хруст снега за спиной, резко повернулся и увидел ту долгожданную, ради которой пришлось выкурить не одну папиросу, поругаться с сослуживцем и любовницей. Ему навстречу шла Маша Пискова – внучка деда Пантелея, мастера на все руки. Маша, увидев Брючкова, приветливо улыбнулась, за последнее время между ними завязалась какая – то незаметная дружба. Брючков был приветлив всегда и галантный кавалер на танцах, бедная шестнадцатилетная девушка не понимала, что кроется за всем этим услужливым обращением. Маша спросила: