Жили-были в Ярославле…
Шрифт:
А их не пришлось долго ждать, через несколько дней прибежала с берега девчонка, дрожит не от холода, а от страха: идут! Загасили очаг, Влас с Иваном всем велели тихо сидеть, из засыпанного снегом логова не показываться, а сами в дозор к краю берега поползли.
Да, страшная картина! С правой стороны, от города, будто чёрная река течёт-всадники потоком движутся, вот уж под берегом поток. Крики гортанные раздаются – вроде как приказы. Вот группа отделилась от общего потока и потёк чёрный ручеёк в широкий овраг, что на другом берегу в Волгу спускается, ещё одна группа – в соседний, а все прочие приостановились. Замерло от страха сердце: людей злодеи ищут! Отряды-разведчики
Тяжко пришлось беглецам. Боялись страшных пришельцев, но никто больше не появлялся. А вот холод да голод чуть не убили. Ночами грелись вокруг дымящего очага, тесно прижавшись друг к другу, а днями дрова и еду добывали. О хлебе забыли, лепёшки из толчёной сосновой коры пекли. Лошадок кормить было нечем, держать негде – забили их и съели. Но сами – выжили.
Пришла весна, прошёл лёд на Волге, зажурчал ручеёк в том овраге, которым когда-то на высокий берег поднимались, земля оттаяла, зазеленела. Выкопали землянки большие, хорошие, но жить ли тут дальше или в город вернуться? Есть ли он ещё, тот город? Лесной тропой прибрели три монаха. Рассказали, что зовут тех врагов татарами, что пришли они из самого пекла адского, не иначе, побили на Русской земле людей без счёта, что дружина ярославская в бою полегла, и князь Всеволод тоже в том бою погиб. Такое рассказывали, что слушать страшно было. Вроде как и жить больше незачем… Вот тогда и решил Влас сам сходить, посмотреть, что там в городе деется.
Вот уже близко город, лесная тропинка в проезжую дорогу превратилась, знал Влас – была эта дорога к Петровскому монастырю, но нет теперь на дороге ни людей, ни повозок, зарастает она травой. А вот вроде бы и в посад Влас входит, помнится, ворота тут были деревянные – обугленные столбы стоят. И дальше – ни домов, ни улиц – только пожарища, бурьяном зарастающие. И ни единой живой души…
Не сдержал Влас слёз, когда увидел обгоревшую свою приходскую церковь, рядом – свою усадьбу разорённую. Всё порушено… И только в Рубленом городе стояли и ярко сияли стены Успенского собора. Скорей – к нему! Там, возле собора, увидел Влас живых людей, своих, русских, бросился к ним. Были это простые мужики и один старый монах среди них. И они Власу были рады. Сели рядком, поговорили. От их рассказа заплакал Влас, не стесняясь, ещё горше.
Пришли эти люди в город чуть раньше Власа. По-разному спаслись: кто, как Влас, успел убежать, кто был далеко в отъезде. Увидели они город пуст, только мёртвые тела грудами лежали среди пожарищ, от страшного запаха тлена тяжело было дышать. Мёртвые тела давно лежали непогребёнными, уж и лиц не разглядишь. У городских ворот и стен – всё больше мужчины, воины, грудью смерть встретившие, а ближе к Успению – женщины, дети растерзанные. Тут можно было догадаться, что убивали их сзади, со спины, убивали убегающих.
Когда Влас пришёл, печальное дело – мёртвых убирать – уже к концу шло. Но и Влас к нему присоединился. Не было сил копать могилы, собирали мёртвые тела и сбрасывали в разные ямы, куда придётся: в глубокие подклеты сгоревших изб, в большой колодец, и так уже опоганенный. И только старик-монах творил над убиенными заупокойные молитвы.
– А не зря ли мы всё это делаем? – вдруг спросил один из мужчин. – Нет теперь Ярославля – и не будет. Может, бросить это место, перейти на другое? Мало ли на Руси
И тут же понял, что не надо было этого говорить, что мила, дорога, нужна людям именно эта земля, кровью политая, что не бросят люди свой Ярославль. А Влас встал, подошёл к собору, всмотрелся в белокаменный узор на стене – и вдруг улыбнулся. Подошли и другие, и показал им Влас среди переплетающихся трав и цветов улыбающуюся морду льва. Была эта улыбка как бы и сочувствующая, и ободряющая. «Тяжело вам, люди, – как бы говорил лев, – но живите, не сдавайтесь, и будет ещё счастье вам и вашим детям!».
Остался Влас на руинах города, понемногу ещё люди подходили. Убрали погибших, устроил Влас на своём дворе жильё-землянку, к концу лета нашёл лодку, поплыл за семьёй. Сосед Иван возвращаться не захотел, остался там, где нашёл спасение зимою. Откуда-то из лесов пришли туда ещё несколько семей, уже избушку срубили, собрались в благодарность за своё спасение церковь святых Бориса и Глеба ставить. А Влас с семьёй вернулся в Ярославль.
Мало-помалу возвращались в город и другие люди, кто выжил. Рубили избы, церкви, ставили новые городские стены и ворота. О строительстве из плинфы, а тем более из белого камня уж не было и речи – дорого, да и некому такое строить, мастеров почти не осталось. И Влас жил теперь простой плотницкой работой. Но иногда вдруг вырежет на причелине или на наличнике избы какой-нибудь цветок или узор хитрый – все удивляются. Снова заработали на посаде гончары, кожевенники, сапожники. Зазвенели молоты в кузницах. Появились в городе торговые гости.
Ожил княжий двор в Рубленом городе. Спаслась, вернулась в Ярославль княгиня Марина Олеговна с сыновьями Константином и Василием. Юными были ещё её сыновья, но они теперь стали князьями ярославскими, отвечали перед Богом за людей и за всё княжество. А отец их, князь Всеволод, вместе со многими князьями, со многими и многими воинами сложил голову в битве с татарами где-то за Угличем, на далёкой, неведомой реке Сити. И тело его найти не смогли. Служат теперь в Успенском соборе панихиды по нему и по всем убиенным воинам русским. А ещё молится весь народ, чтобы смилостивился Господь, не наводил снова на Русскую землю страшную кару свою – татар безбожных.
Прошли годы. Нелегко жили люди, но – жили. Собирали великую дань татарскую, оплакивали тех, кого на чужую сторону в рабство угоняли. Жили в страхе, но и в надежде. И однажды Влас, ставший уже совсем седым, привёл к Успенскому собору своего младшего внука и показал ему львиную мордочку, спрятавшуюся среди завитков белокаменного узора. И этот лев улыбался.
В тексте упоминаются следующие исторические лица и события:
Перестройка во Владимире после пожара Успенского собора (1186–1189) и строительство Дмитриевского собора (1194–1197), шедевров древнерусского зодчества.
Всеволод Юрьевич Большое Гнездо (в крещении Дмитрий, 1154–1212), великий князь владимирский с 1176 года. Получил прозвище Большое Гнездо, потому что имел большое потомство – 12 детей, в том числе восьмерых сыновей.
Константин Всеволодович (Мудрый, годы жизни – 1186–1218), сын Всеволода Большое Гнездо, новгородский князь, ростовский князь и великий князь владимирский. При нём в Ярославле основан Спасо-Преображенский монастырь, начато каменное строительство: заложены Успенский собор в Рубленом городе и два храма в монастыре. После его смерти в Северо-Восточной Руси образовалось несколько удельных княжеств, в том числе Ярославское.