Житие Одинокова
Шрифт:
Страхов распределил, какая рота как идёт. Сообщил капитану, что самое трудное — справиться с пулемётчиком немецким, который устроил себе гнездо на высокой колокольне Матрёнинской церкви.
Рота Одинокова продвигалась вдоль деревни. Сам Василий со вторым взводом, и с ними комиссар Загребский — вдоль околицы. Сыров с первым взводом проверял боковые тропы ближнего леса. Третий взвод шёл огородами, заглядывая во все строения. Южнее, по главной улице двигалась рота Разуваева, с ней был комбат Страхов.
Решили уже, что деревня пустая: жители попрятались, а немцы ушли. Это был их любимый трюк — посадить гарнизон на машины и укатить в следующую деревню, километров за пять от этой. Она заранее укреплена, и придётся выковыривать их оттуда. А то и контратаку организуют…
С хутора, стоявшего на отшибе, послышались возгласы: «Сюда! Сюда! Здесь наши раненые! Помощь нужна!»
Сильный ветер бросал в лица иглы снега, глушил звуки. До Страхова, который был в середине деревни, звуки донеслись, но что они означают, он понять не смог. Крикнул Одинокову:
— Что там?
— На помощь зовут, товарищ комбат! — крикнул в ответ Василий.
— Сходите, проверьте! — приказал комбат.
— Разрешите мне? — спросил из-за спины Сыров.
Василий смотрел в сторону того хутора и ответил, не глядя на Сырова:
— Разрешаю. Возьмите двух опытных бойцов и проверьте, не засада ли там.
— Лимонова и Чуйко возьму, — отозвался Сыров. — Пошли, ребята.
Только теперь Одиноков обернулся и посмотрел на эту троицу. И сразу «увидел», что они прямо сейчас умрут, все трое одновременно. А ведь ни вчера, ни утром гибели Сырова, Лимонова и Чуйко Василий не чувствовал! И он крикнул: «Стоять!» А когда они остановились, приказал: «Всем лечь!»
Падая в снег, заметил, что Т-34, маячивший на том конце села, развернулся и двинулся к хутору, а с хутора шарахнули по танку из противотанкового ружья. И затем повели пулемётный огонь уже по ним — пули так и засвистели над залёгшими бойцами. С середины деревни что-то злым голосом кричал Страхов. Танк бахнул из пушки, взрыв разнёс центральное здание хутора, вражеский пулемёт замолк.
— Вперёд! — крикнул Одиноков и сам повёл роту.
Полчаса спустя всё было закончено — пленных не оказалось, даже раненых. Нашли местных — они все до единого были заперты в церкви.
— Полная коробочка народу, товарищ лейтенант! — удивлялся Солопий. — Сжечь их там немцы, что ли, хотели? В церкви? Она же каменная.
Потом Василию пришлось объясняться со Страховым.
— Засада была, товарищ комбат, — сказал он. — Немецкая спецгруппа: обер-лейтенант и пять нижних чинов. Кричали на чистом русском. Выяснить, кто кричал, нет возможности, понятно, почему, — Одиноков указал
— Но вы же залегли до начала обстрела. Я видел!
— Не понравилась мне ситуация, Александр Иванович. Предчувствие было нехорошее.
— Ох, Одиноков. Ох, чудотворец. Что с вами делать? — запричитал комбат и обратился отчего-то к Сырову, который, стоя недалеко от них, рассматривал трофейный автомат: — Что с ним делать, старший сержант?
— Наградить медалью и отправить в штаб бригады, — весело предложил отвязный Сыров. — Пусть планирует операции.
— На самом деле хорошее предложение, — поддержал Сырова Загребский.
— Шутники, — без улыбки сказал Страхов. — Я подумаю.
После чего приказал связистам сообщить «наверх», что Матрёнино наше — дескать, ждём тылы, время обеда, — и отправился к танкистам.
Одиноков подозвал Сырова. Тот подошёл, скаля зубы:
— Слушаю, Василий Андреевич.
Василий поглядел на него, прищурившись. Никаких знаков близкой смерти! Были, а теперь нету!
— Цел? Здоров?
— А чё мне будет? — удивился Сыров. — Я везучий.
— Да-а… Чудеса. Кстати, трофейную технику велено сдавать.
— Всё будет тип-топ, товарищ лейтенант. Малёха побьём немчиков их же оружием и сдадим. Даже не сомневайтесь. Нам чужого не надо.
Пришли пёхом парни из заградотряда, наткнулись на Одинокова, пристали с просьбой: их грузовик капитально застрял на переправе.
— Там и так брод был жуткий, — сказал сержант, — а танки ещё повредили русло. Теперь колёсный транспорт проваливается. Вы бы, товарищ лейтенант, дали бы нам ребят, чтобы вытащили, а? У нас людей мало.
— Э, нет, — сказал Василий. — Кто переправу испортил? Танкисты?
— Танкисты, — убито признался сержант.
— Вот пусть они вас и вытаскивают.
— А где они?
— За церковью встали. Солопий! — окликнул он заместителя. — Покажите товарищам, где танкисты.
Они ушли. Василий опять обратился к Сырову:
— Николай Иванович, а где Лимонов и Чуйко?
— Пулемёт немецкий откапывают. Завалило его. А хороший пулемёт, жалко.
— Приведи.
— Ща сделаем. А вот они!
Из-за угла вывернули упомянутые Лимонов и Чуйко. Василий разглядел пулемёт у них в руках, но, как и в случае с Сыровым, знака их близкой смерти не увидел. Покачал головой:
— Ну, Николай Иванович… Жить вам долго.
— О, спасибочки! От вас, Василий Андреевич, такие обещания — особо в масть.
— Это отчего же?
— Так все знают, у вас договор с Господом!
Загребский засмеялся.
— Идите, Сыров, — расстроился Василий.