Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века

Сборник

Все дела, все наставления и советы отец Георгий предварял молитвой. Старец многое провидел. Предсказывал, что настанет время, когда его духовным детям негде будет приклонить голову, — и вот тогда их приютом станет домик на Красюковке в Сергиевом Посаде. Этот дом был батюшке подарен, в нем он иногда отдыхал по нескольку дней. После смерти отца Георгия в этом доме находили кров и кусок хлеба его гонимые духовные дети и их братья и сестры по вере.

С начала 1930–х годов до открытия Троице–Сергиевой Лавры в 1946 году в мезонине дома на Красюковке, а потом в саду под вишнями хранились драгоценные святыни — антиминсы Лавры, которые преподобномученик Кронид (Любимов), опасаясь ареста, передал на хранение Т. Т. Пелиху, будущему протоиерею Тихону.

Нередко

благословения архимандрита Георгия были неожиданны для спрашивающего, но, тем не менее, они исполнялись. Милосердный батюшка был очень сострадателен к людям и помогал им в трудную минуту не только советом; нередко он проявлял находчивость, чтобы разрешить ту или иную житейскую ситуацию. Так, он помог мужу своей духовной дочери, у которого при ревизии обнаружилась крупная растрата по его вине. Собрав у духовных детей деньги для погашения части долга, отец Георгий спас жизнь этого отчаявшегося человека, решившегося было на самоубийство.

В то беспокойное время многие люди оказывались не у дел, без крова над головой и куска хлеба. Преподобный старец помогал таким не потеряться в жизни. Будучи в ссылке, он познакомился с 14–летним мальчиком Андреем Утешевым. Вернувшись в Москву и не имея жилья, юноша жил и воспитывался у духовных детей старца. Его родителей, живших в деревне недалеко от Козловска, в годы коллективизации отец Георгий, сам будучи в ссылке, спас от раскулачивания и отправки в Сибирь, благословив устроиться в домике в Загорске. Так святой праведник заботился о людях, порой ему незнакомых, даже находясь в изгнании.

Исключительное внимание архимандрит Георгий уделял молодежи. «Путь человека складывается смолоду, и потом трудно его изменить», — говорил он. О самых младших, еще не укрепленных своих «детках» старец особенно тревожился. Из ссылки он писал духовному сыну: «Прошу тебя, убереги мои цветочки от этого Вавилона».

С детьми отец Георгий был всегда добр и ласков. «Все ко мне идут, несут свои скорби, а вы у меня как пташечки, легкие, все у вас хорошо, и я отдыхаю с вами», — бывало, говорил он. Он подолгу беседовал с детьми, участливо и серьезно интересовался их проблемами: отношениями с домашними, школьными делами, играми, а с девочками мог обсудить и фасон будущего платья. В карманах его рясы всегда имелись конфеты, пряники, другие сладости, которыми можно было одарить малышей. И малыши платили ему своей детской преданностью и любовью. Не забывали они щедрых даров тепла и любви отца Георгия до конца своих дней.

Многих юношей и девушек старец ставил на твердый и ясный путь, с которого свернуть уже было невозможно. У молодежи всегда было много самых разных вопросов к старцу. Так, юноши нередко спрашивали, можно ли служить в Красной армии. Отец Георгий отвечал, что Красная армия служит Родине, а христианин не только обязан служить Родине, но, если нужно, то и умереть за нее, и это — смерть праведника. Поэтому в Красной армии служить можно.

Многие молодые люди горели желанием уйти в монастырь, но батюшка благословлял на это редко, в большинстве случаев рекомендовал учиться. Он считал, что в наше время в монастырь могут идти лишь проверенные жизнью, уже имеющие большой жизненный опыт. Тяжелобольным разрешал постригаться в любом возрасте. Некоторых из своих молодых духовных детей он благословлял принимать тайный постриг. Человека, которому Господь уготовал монашеский путь, он видел сразу и отрывал от рассеивающей мирской жизни.

Часто старец давал своим «деткам» наставления, облеченные в легко запоминающиеся образные формы. Бережно записанные ими, некоторые из его «поговорок» сохранились: «Берегите дорогое, золотое время, спешите приобрести душевный мир»; «Жизнь наша не в том, чтобы играть милыми игрушками, а в том, чтобы как можно больше света и теплоты давать окружающим людям. А свет и теплота — это любовь к Богу и ближним»; «Ласка от ангела, а грубость от духа злобы»; «После бури — тишина, после скорби — радость»; «Не будь обидчивой, а то станешь, как болячка, до которой нельзя дотронуться». На вопрос, можно ли узнать, где проявляется воля Божия,

а где и от человека зависит, он отвечал: «Можно, только нужно внимательно вглядываться в жизнь, а то большей частью мы невнимательны». Еще он говорил: «Нет, деточка, сейчас, смолоду, надо прокладывать жизнь правильно, а к старости уже не вернешь времени. Одного мудреца спросили:«Что дороже всего?» — «Время, — ответствовал мудрец, — потому что по времени можно приобрести все, а самого времени нельзя купить ни за что». Тех, кто много спит, батюшка назидал: «Проспишь Царство Небесное». Если духовные дети отца Георгия постом излишне беспокоились, в достаточной ли мере постно купленное ими яство, он весело пресекал это «буквоедство»: «Э, деточка, да кто же его оскоромил?»

«Вот и хорошо, что благодать всегда с нами», — говорил отец Георгий своим «деткам», учил их хранить эту благодать и всегда, в самых тяжелых обстоятельствах уповать на Господа. Из ссылки он писал духовной дочери: «Зачем унываешь и скорбишь, что ты одинока, вспомни Евангельские слова Господа, как Он сказал Своим ученикам: Вы… Меня оставите одного; но Я не один, потому что Отец со Мною [19] . Да и мы не одиноки, с нами и внутрь нас живет Божественная сила, всегда борющаяся против жизненного зла. Береги это сокровище».

19

Ин. 16, 32.

Арестовали архимандрита Георгия 19 мая 1928 года. Блаженный Никифорушка вновь предсказал грядущие испытания, на этот раз в поэтической форме: «Не в убранстве, не в приборе, все разбросано кругом… Поминай как звали. Там трава большая, сенокосу много… Скука–мука… Березки качаются…» Эти загадочные слова, произносимые то со смехом, то сопровождаемые припрыжкой, тогда были непонятны, но позднее их значение прояснилось. При обыске в келии отца Георгия все было перерыто. Затем была ссылка в далекие степи. И «скука–мука» — как для отца, так и для его духовных детей. Березки же появились в конце жизни старца, много их и на кладбище, где он был похоронен…

Незадолго до ареста архимандрит Георгий видел сон: едет он по незнакомой степной местности, и вокруг стоит множество огромных стогов сена. Сон повторился, и отец Георгий теперь знал, что ошибки быть не может: пора ему снаряжаться в дорогу. Он дал своим духовным детям советы и благословения. Наказал не собираться большими компаниями, не стремиться к организации каких-либо группировок на религиозной основе, а свидетельствовать о своей вере жизнью.

Арестовывать пришли батюшку как чуть забрезжил рассвет. Предъявили ордер на арест, начали обыск. Келейница, духовная дочь батюшки, начала плакать. А батюшка, совсем спокойный, говорит ей: «Ну вот, Марусечка, давай-ка мы с тобой помолимся вместе». И встали на молитву. Арестовывающие с удивлением на батюшку озираются, а он вдруг поворачивается, да и говорит, и так спокойно, словно это прихожане его: «А вы скажите-ка мне имена ваши». — «Это еще зачем?» — «А я помолюсь за вас, вы ведь не по своей воле сейчас эту тяжелую работу выполняете». Один усмехнулся и говорит: «Помолись, помолись».

Увезли архимандрита Георгия в Бутырскую тюрьму. Старцу вменено было в вину, что он «среди многих находившихся под его влиянием верующих вел работу в направлении использования религиозных предрассудков в антисоветских целях». 12 июня 1928 года было составлено обвинительное заключение по ст. 58 / 10 УК, сформулированное следующим образом: «Лавров играл роль»старца»в черносотенном Даниловском монастыре, причем обслуживаемый им контингент состоял главным образом из интеллигентов, быв. людей, торгашей и т. д. Количество»духовных детей»Георгия Лаврова достигало 1000, причем иногда они собирались у него большими массами, до 300 (человек). Лавров среди них вел антисоветскую пропаганду, призывал к пожертвованиям в пользу высланных за антисоветскую деятельность Церкви, как и сам жертвовал денежные суммы для той же цели и т. д.» (из «Постановления» ОГПУ от 12.06. 1928 г.).