Живая вода
Шрифт:
— На другое утро князь с дружиной выехали в окрестные села собирать дань, а остальные корчедарцы жили своей обычной жизнью. Дымились домницы, звенели молоты, поскрипывали круглые каменные жернова ручных мельниц, пели пилы. Неожиданно все эти мирные звуки были заглушены страшным, идущим, казалось, из-под земли воем.
Мой репортаж из Корчедара X века заканчивается, я не баталист и потому передаю слово вам, Вениамин Иезекильевич, — объявил Турчанинов..
Вениамин Иезекильевич бросил на меня умоляющий взгляд и сказал:
— Мне кажется, что история подходит к концу и завершить ее надо тому, кто начинал рассказ.
Мне оставалось только согласиться.
—
Со всех сторон к границе Корчедара спешили русские воины, чтобы в узкой горловине остановить печенегов. Но слишком внезапен был их удар — редкий заслон воинов был опрокинут и порублен саблями. Печенеги растеклись по обоим склонам лощины. Однако до победы было им еще далеко. Каждое гнездо домов, ощетинясь сулицами, стрелами, копьями, как водоворот, втягивало всадников, а таких водоворотов были сотни.
Из-за поворота лощины на огромном вороном коне вылетел князь без шлема, с окровавленной головой, высоко подняв широкий блестящий меч. Горислав, уже занявший вместе со своими родичами и Дамианом место на стене детинца возле катапульт, с горечью заметил, что в княжеской дружине осталось не более 50-60 воинов. Остальные, видимо, пали во время внезапного нападения печенегов. Однако и этот небольшой отряд представлял грозную силу. Тем более что, увидев князя, приободрилось и все население Корчедара. Отовсюду на соединение с ними скакали вооруженные чем попало всадники.
Если печенеги, как волны, накатились на Корчедар, то княжеская дружина, подобно каменному волнорезу, разбросала и рассекла эти волны, отбросив печенегов от детинца. Под прикрытием тяжелой конницы князя, врубившейся в ряды печенегов, выстроилась возле обоих ворот в детинец местная стража, состоящая из мечников, лучников и копейщиков. В детинец потянулись женщины, дети, воины, погнали коров и овец, понесли железо и припасы. На самом детинце все подготовлялось к возможной длительной осаде. Заслон перекрыл отводную трубу, и вода, выйдя из колодца, начала заполнять круглый, выложенный камнем бассейн.
Бой, затихший ночью, с удвоенной яростью возобновился с восходом солнца. Князь вместе с дружиной выехал за ворота детинца и бросился в атаку на печенегов, стремясь добраться до их хана — воина в малиновом с золотыми разводами халате. Защитники детинца, затаив дыхание, следили за князем, особенно хорошо заметным из-за повязки на голове. Вот князь, пробившись глубоко в ряды печенегов, уже подрубил мечом шест с конскими хвостами возле самого хана, как вдруг тяжело свесился с седла, получив скользящий сабельный удар, и потерял сознание. Уцелевшие дружинники, окружив князя, пробились с ним к детинцу и едва успели захлопнуть ворота перед носом у печенегов. Однако в сражении произошел уже непоправимый перелом. Тяжелое ранение князя, захваченная печенегами инициатива боя — все это подорвало дух и силы защитников города. Все яростней становились атаки печенегов, все выше по склону вала поднимались они. Один за другим гасли очаги сопротивления и на посаде. Угроза неминуемой гибели нависла над городищем.
Ольга, вместе с другими лучниками прикрывавшая Горислава и других воинов, обстреливавших печенегов из катапульт каменными ядрами, обернувшись, увидела,
— Что с тобой, ты ранен?
Но Дамиан поднял на нее невидящие глаза и ничего не ответил.
— Дамиан, Дамиан! — закричала Ольга. — Что с тобой, встань! Если нам суждено погибнуть, погибнем вместе в бою!
Но Дамиан ничего не ответил ей, и девушка, изумленная его молчанием и странным, отсутствующим и напряженным взглядом, вернулась к бойнице.
А перед взором Дамиана было в это время лицо императора с застывшей на нем полуулыбкой, и в ушах его звучали слова о величии империи. Все это величие, построенное на лжи и коварстве, ничто по сравнению с тем, что просто и нужно, как день, как солнце и хлеб... Что же делать? О, он хорошо знал, как защитить город, как отбить печенегов! Но ведь он выдаст себя: простой кузнец не может иметь знаний и навыков военачальника...
Эти мысли, одна лихорадочно сменявшая другую, теснились в голове Дамиана. И вот он медленно поднялся, вытянулся во весь рост, подобрал выпавший из рук погибшего дружинника меч-кладенец и поднял его над головой. Офицер императорской гвардии Стилион, сражавшийся в Египте и Сирии, в Болгарии и на Крите, в Италии и в Греции, принял на себя оборону города. Негромким, но привыкшим повелевать голосом он приказал оружейнику:
— Спустись со стены, подними заслон в трубе, идущей в ров от бассейна!
— Но нам не хватит воды, здесь сейчас очень много людей, — растерянно пробормотал оружейник.
— Побежденным и мертвым вода не понадобится, — надменно прервал его Стилион, — а победители будут иметь сколько угодно воды в реке.
И такая сила прозвучала в словах Стилиона, что оружейник опрометью бросился выполнять приказ.
Между тем Стилион, подозвав Горислава, властно сказал ему:
— Возьми сто умелых, хорошо вооруженных воинов, пусть захватят с собой несколько мешков. Пробейтесь к нашему дому. Там возьмете два десятка тяжелых глиняных шаров, которые я сделал, и вернетесь с ними в детинец. Когда я взмахну платком или как только меня убьют, вы станете обстреливать печенегов из катапульт не камнями, а этими шарами. Быстрее!
Горислав, на протяжении речи Стилиона не сводивший изумленного взгляда с друга, молча повернулся и пошел выполнять приказ.
Стилион же одного за другим подозвал к себе тридцать воинов, велел им взять из загона лучших коней и по одному выезжать, из верхних узких, напольных ворот детинца. Пока отобранные им воины, как и все в детинце, вдруг понявшие, что это вождь, которому надо повиноваться, выполняли его приказ, Стилион, поднявшись на стену, убедился, что и оружейник и Горислав делали все, что надо. Вода, стремительно бьющая из трубы, быстро переполнила ров и, растекаясь по склону, сделала скользкими все подступы к детинцу со стороны реки и главных ворот. Неподкованные кони печенегов скользили и падали, их натиск на этом самом опасном участке ослабел. Горислав вместе со своими воинами, построенными острым клином, уже пробивался обратно к детинцу с полными мешками.
Тогда Стилион, вскочив на коня, с обнаженным мечом выехал через узкие ворота и во главе своего маленького отряда стремительно поскакал по направлению к печенежскому хану. Таким внезапным и стремительным был этот бросок, что Стилион почти беспрепятственно доскакал до самого хана и скрестил свой меч с его изогнутой саблей. Хан зарычал от ярости, кожа на скулах его желтого лица побелела, и он вскрикнул:
— А-а, новый князь руссов, я отправлю тебя вслед за старым! — но едва увернулся от меча Стилиона.