Живешь только трижды
Шрифт:
Махина разогнавшегося катера едва не выскочила на берег. Скрежеща днищем по плитам, он рыскнул в сторону, но не сразу сумел оторваться от берега, засев на бетонной мели. Вода за его кормой бурлила, словно там включили исполинский кипятильник. В четырех метрах от Бондаря белело искаженное ужасом лицо Арианы, рядом с ней приподнялась голова Талоса.
– Не стреляй! – крикнул он. – Мы из СБУ.
– Знаю, – откликнулся Бондарь. Его «люгер» был направлен в переносицу Талоса.
Ариана не смогла издать ни звука, она просто смотрела умоляющим
Бондарь замешкался, и это едва не стоило ему жизни. Как только катер сорвался с плиты, Талос вскинул руку и дважды выстрелил ему в лицо. Слева и справа от головы Бондаря словно саблей взмахнули: вжик… вжик… Вместо того чтобы нашпиговать Талоса ответными пулями, он принялся методично палить в борт разворачивающегося катера.
Плонк-плонк-плонк!
Бондарь дырявил посудину чуть ниже ватерлинии, надеясь, что пробоины лишат противников не только маневренности, но и скорости. Пяток патронов он сохранил на тот случай, если бы Ариана и Талос предприняли новую попытку десантироваться на берег, но этого не произошло. Оставляя за собой пенистый след, катер устремился прочь.
Решать задачу про то, сколько воды ежесекундно поступает в посудину, имеющую столько-то пробоин такого-то диаметра, было некогда. Не теряя ни секунды, Бондарь бросился на помощь Косте. К черту математические расчеты! К свиньям собачьим логику! Если напарник был еще жив, то нужно было выручать его из беды. Если нет – расквитаться за его смерть. Других идей в голове Бондаря не было, зато в магазине его пистолета оставались патроны, и это было поважней любой тактики со стратегией.
На площадке перед входом в здание было пусто. Ни голосов, ни выстрелов. О том, что совсем недавно тут велись боевые действия, напоминала лишь мужская голова, подвернувшаяся под ноги Бондарю, крадущемуся вдоль стены. Выпученные глаза и открытый в немом крике рот головы словно бы силились поведать о том, как оборвалась жизнь ее владельца. Только это было понятно и без подсказок. Кто-то неосторожно высунулся в окно, чтобы определить, где прячется Костя, а Костя прятался совсем рядом, и рояльная струна в его руках была наготове.
Переступив через бестолковую голову, Бондарь добрался до дверного проема и упал на бок, целясь в темноту. Если бы его попытались убить при входе, первые пули пролетели бы выше, а он успел бы определить местонахождение противников по вспышкам. Но противников не было. Как и напарника.
– Костя? – окликнул Бондарь, заслышав подозрительный шум.
В ответ прозвучала мелодия из старого бразильского фильма про генералов песчаных карьеров. «Никогда не думал, что не слишком музыкальный свист Кости покажется мне самой чарующей музыкой на свете», – подумал Бондарь. Вскочив на ноги, он вошел в здание. Глаза привыкли к царящему тут мраку почти сразу, а вот ноздри упорно не желали втягивать густой смрад. Пришлось дышать через раз, да и то ртом, поэтому голос Бондаря был гнусав, как
– Ды где, Коздя? Одзовидзь!
– Да дзедь я, дзедь, – успокоил его напарник, появившийся из черного провала в полу.
– А Малютин? – поспешил спросить Бондарь. – Сбежал?
– На этот счет можешь быть спокоен, – проворчал Костя. – Теперь никуда не денется.
– Где он?
– В десяти шагах от тебя. Слева.
Бондарь присвистнул. Геннадий Викторович Малютин был не способен не то что бегать, но и передвигаться каким-либо иным способом, хотя, судя по подергивающимся пальцам, жизнь еще теплилась в нем. Подвешенный за ребро на крюк, как мясная туша, он находился в беспамятстве. У его ног скорчился труп одного из палачей в пятнистом комбинезоне. Вряд ли Малютин это осознавал. Его рубаха и брюки пропитались кровью.
– Помоги мне, – попросил Бондарь Костю.
Вместе они сняли Малютина с крюка и уложили на землю. На его губах пузырилась розовая пена, воздух, циркулирующий в разорванном легком, издавал неприятное сипение. Но болевой шок прошел, и в его полуприкрытых глазах появилось что-то осмысленное. Это обнадеживало. Отпала необходимость приводить раненого в чувство с помощью колющих предметов или зажигалки.
– Потерпите немного, Геннадий Викторович, – заговорил Бондарь, опускаясь на корточки. – Скоро вам станет легче. Мы заберем вас с собой.
– Аргл… – пробулькал Малютин. – Н-н… Грла…
– Он же все равно не выживет, зачем его забирать? – недоумевал Костя. – Представляешь себе, сколько всякой заразы на крюке? Может быть, даже трупный яд.
– Мы поможем Геннадию Викторовичу, – сказал Бондарь с нажимом. – Пусть только расскажет нам, что знает, и мы отвезем его в больницу.
– А! – воскликнул напарник. – Конечно, конечно. В самую лучшую больницу. Но Геннадий Викторович должен доказать, что он того заслуживает.
– Засл… – подтвердил Малютин.
– Сейчас я буду задавать вопросы, а вы – отвечать, – отчетливо произнес Бондарь. – Старайтесь говорить только «да» и «нет». Чем искреннее вы будете, тем скорее окажетесь на операционном столе. Вы меня поняли?
– Д-рла…
– Прибор забрали?
– Д-рла…
– Они ушли?
– Дрла… Ушрл…
– В подвале подкоп, – вмешался Костя. – Сучьи дети заранее обеспечили себе путь к отступлению. И появились они тем же макаром, с другой стороны здания. Вот почему мы их не обнаружили.
– Погоди ты, – остановил Бондарь напарника и снова склонился над умирающим: – Это были англичане, с которыми вы связались?
– Онрли… они нрл… не англ-рлч-ччч… – напрягся Малютин. Пена осела вокруг его губ розовыми брызгами, но во рту начала скапливаться густая кровь. Жизнь уходила из него, как воздух из проколотого шарика. Мучиться ему оставалось недолго.
Бондарь взглянул на часы и сказал:
– Я понял, что вы хотели сказать, Геннадий Викторович. Это были не англичане. Кто же тогда?