Живи и не бойся
Шрифт:
Максим наконец встал, ощупал голову, ожидая, что она ответит болью под повязкой. Но ничего не болело, только в груди поселилась звенящая пустота одиночества. Как пророчески отец всучил ему "Приглашение на казнь", будто сам побывал в ситуации, подобной, что случилась с ним вчера. Хотя… пожалуй, у них с отцом сейчас одинаковое положение брошенных.
Домой ехать не хотелось, и разговаривать с отцом о том, что он будет делать дальше, тоже не было настроения. Надо идти работать на Монмартр, денег совсем не осталось.
Погода портилась,
Интенсивная работа измотала в конец, и голова загудела, но хорошей стороной стало то, что не было времени пожалеть себя. Иногда подсаживалась девушка, похожая на Валери, и тогда он ощущал в груди неприятное жжение. Рука уверенно выводила чужие черты лица, а разум хладнокровно замечал недостатки. Теперь он знал недостатки и любимой девушки. Бывшей любимой. Недостатки, несовместимые с любовью.
"Нет, ребята, – мысленно спорил он с Жераром и Валери, – вы считаете меня глупым романтиком и слизняком? Ваше право… Может, я таким и был. Но моей боли вы не увидите." От злорадной мысли губы его растянулись в улыбку, и девушка, которую он рисовал, улыбнулась ему в ответ. "Да, в этом мнимом и ложном мире нужно не отличаться от всех, иначе пригласят на казнь, как Цинцинната."
Жан-Пьер устало свернул мольберт и присел рядом с ним.
– Ты закончил или ещё порисуешь? – со вздохом спросил он.
– Наверное, тоже свернусь.
– Пойдём куда-нибудь сегодня?
Макс осторожно покачал заболевшей головой.
– Мне хватит уже приключений. Поеду к отцу, нужно денег занять.
– Тебе не хватает того, что ты зарабатываешь?
– Хватало бы, если бы не непредвиденные обстоятельства. Вчера так напился, что сломал у дяди дорогущие часы.
– Ничего себе, – присвистнул приятель, – а с чего ты так перебрал?
Но ответить Максим не успел. К своему изумлению он увидел подходившего к ним Жерара. Его походка была деловой, и в глаза он смотрел, ничуть не смущаясь, словно и не было вчера неприятного инцидента.
Брат поздоровался с Жан-Пьером и посмотрел на Макса строго, как на школяра-хулигана.
– Нам надо поговорить, Максим.
– А чего ты не позвонил? Боишься, что я брошу трубку?
– Может, и так.
– А то, что я тебе дам по шее, ты не боишься? – со злой усмешкой спросил Макс.
Жан-Пьер удивлённо уставился на него, но Максу было всё равно. Ничего объяснять приятелю он не собирался.
– Не боюсь. Я дам тебе сдачи, – спокойно парировал брат.
– Ладно, пошли. Я уже закончил.
Они зашли в ближайшее бистро и взяли по чашке кофе.
– Что тебе от меня понадобилось, дорогой братец?
– Макс, прекрати паясничать, –
Максим прочитал редакторское задание.
– А почему он хочет, чтобы я поехал? Ты же у него любимчик, а не я…
– Во-первых, я не могу, – Жерар едва заметно смутился, – а во-вторых, тебе надо отработать убытки, которые ты причинил моему отцу вчера. Помнишь, что случилось?
– О-о, помню хорошо… Сначала я был свидетелем человеческой подлости, а потом столкнулся с дядиными часами. И не знаешь, что хуже. Подлость я переживу, а вот за часы мне придётся долго расплачиваться. Так?
– Наверное, так.
Анализируя своё состояние, Максим с удивлением понял, что как-то быстро перешёл от злости и следующей за ней депрессии к странному равнодушию, словно вчерашнее спиртное, действительно, сослужило ему хорошую службу и сняло напряжение. Сейчас он почти спокойно воспринимал сидящего рядом брата, будто тот и не был его соперником. А может, злость вылилась уже тогда, когда они боролись на шпагах… Ему не хотелось вспоминать Валери, но не от ревности и обиды, а потому что в душе поселилось разочарование в ней и досада на себя.
– Я звонить Бернарду не буду, передай ему, что завтра выезжаю в командировку. А ты куда-то собрался с Валери, я полагаю? – Жерар не ответил, только молча смотрел на него. – Да, понятно… Знаешь, я сегодня читал Набокова и думал, какой всё-таки слизняк этот Цинциннат – Марфинька ему о своих любовниках рассказывала, а он терпел…
Жерар смотрел, не понимая, и Макс понял, что с русской литературой его братец не знаком, но, словно издеваясь, продолжил:
– Так вот… Я не Цинциннат и тебе не советую таковым становиться, а то ещё казнят ненароком.
С этими словами он подмигнул опешившему брату и, не прощаясь, вышел на улицу.
От квартиры отца у него был ключ. Макс открыл дверь и почувствовал затхлый запах, в котором смешались и вино, и табак, и что-то ещё кислое, которым воняет обычно от помойки. Квартира представляла собой жалкое зрелище. С первого взгляда было понятно, что здесь давно не было женщины.
Максим прошёл в комнату и увидел спящего Николя. Он лежал на диване в одежде, а рядом, на полу, валялась бутылка из-под вина. Такое ощущение, что он пил прямо из горла…
– Папа, – Макс придвинул стул и попытался разбудить Николя, – папа, проснись.
Николя с трудом приоткрыл опухшие глаза и сфокусировал взгляд.
– А-а, Макс… ты пришёл.
– Папа, ты же утром выходил нормальный на работу… Я думал, ты бросил пить, а ты опять за своё.
С трудом приподнявшись, Николя попытался сесть, но у него это получилось только с помощью Макса. Выглядел он ужасно: несвежая рубашка была не заправлена, брюки помялись, чёрные густые волосы спутались и напоминали воронье гнездо.