Живи и ошибайся 2
Шрифт:
Формально это Куроедов выставляется. Но мы-то знали, что не станет секретом моя причастность к живописным полотнам. Одна надежда на отца Нестора. Слава о старце Самарском бежала впереди него, опережая нас где-то на трое суток. Какие-то курьеры и почтовые чиновники двигались быстрее за счёт того, что меняли лошадей на станциях. Они же и разносили новость о старце.
Народ успевал попасть к нашему прибытию. Иногда даже те, кто жил рядом, а не находился непосредственно на станции, приезжали. Один раз нас догнал помещик, услышавший о старце через
— Не лечу я хворых, — ответил наш батюшка. — Слово целебное говорю для тех, кто хочет услышать. Излечить разом болячку только господу под силу. Ну-ка, лучше купите книжечку по гигиене.
— А сынок? — зарыдал мужчина.
— Помощнику моему обскажи симптомы развития заболевания, — завернул батюшка умную фразу. — Если что-то простое, то соблюдение гигиены поможет.
Мы с Лёшкой послушали симптомы и дружно заверили помещика, что с таким случаем даже господь не справится. Мальчишка месяц назад упал с дерева неудачно на бревно. С тех пор лежит, ноги отнялись. Понятно, что проблемы с позвоночником. При нынешнем уровне медицины определить без рентгена, что именно травмировано, не получится, да и какой смысл?
Какие-то рекомендации мы дали и еще раз повторили, что старец Самарский вообще-то пророк. Видит будущее, а не лечит больных. Хотя батюшка в своих ежедневных проповедях делал именно уклон на здоровье. Отец Нестор не изгалялся, рассудив разумно, что каждый день нам встречаются разные люди, потому он повторял одно и то же. В основном о гигиене рта, зубов, мытье рук и кипячении воды.
Особо настырным, кто как раз хотел про будущее послушать, батюшка сообщал, что, к примеру, 27 ноября состоится битва при Сан-Хуан-де-Улуа между войсками Франции и Мексики. Народ отходил от отца Нестора в задумчивости. В принципе, пророчество услышали, а толку с него?
Меня эти поклонники старца Самарского раздражали неимоверно. Пусть мы и ехали все вместе, но считались почему-то его сопровождением. На станциях найти свободную комнату удавалось с трудом, поскольку все места были заняты. Пару раз ночевали прямо под открытом небом в повозках, подвинув наших охранников. Пробовали спать в каретах, но ничего хорошего не получилось. Ни ноги вытянуть, ни улечься нормально.
Где-то под Владимиром психанул Алексей, когда оказалось, что в наличии есть одна комната, а нам даже места во дворе под кареты и телеги нет.
— Всё! Собираемся и выезжаем. Никаких благословений и проповедей! — громко огласил друг. — Нет места для сопровождения старца Самарского, значит, и он будет в лесочке ночевать.
Возницы, начавшие распрягать лошадей, оглянулись на батюшку. Тот Лешкины слова подтвердил и, подобрав полы своего одеяния, полез обратно в карету.
— Дак как же! — выскочил на крыльцо какой-то господин. — Обчество собралось!
— Вот пусть обчество и дальше сидит, — огрызнулся Алексей, — а мы под берёзками заночуем.
— Стойте!
Куроедов тут же высунулся из окна кареты и уточнил, будут ли в наличии четыре комнаты и места на конюшне. Буквально за десять минут всё решили.
«Общество» собрало манатки и дружно переселилось в обеденный зал. Придираться к тому, что нам теперь придётся ужинать в комнатах, а не в зале, никто не стал. Пусть так, а то совсем нас притеснили.
И если раньше я размышлял, как ехать обратно, то теперь твёрдо решил, что на пароходе обязательно отправим батюшку. Двигаться вместе с отцом Нестором никаких нервов не хватит.
Последние шесть дней перед Москвой прошли по схожему сценарию. Мы заворачивали на станцию и не выходя из карет выясняли, сколько комнат нам дадут. Дальше делали вид, что все дружно уезжаем, и тут же находились свободные места.
Повезло, что в Москве батюшка сразу отделился, завернув к кому-то из «своих». Может, сразу к архимандриту или ещё кому из священнослужителей, я несильно вникал. Главное, что от нас отстала толпа страждущих. С отцом Нестором мы договорились о дате, когда будет готова выставка и нам понадобится помощь.
На первом месте, конечно, были скачки. Мы надеялись, что успеем до начала состязаний. К лошадям почти сразу была приставлена дополнительная охрана. Собственно, всей этой системой безопасности я и занимался. Гонял прислугу постоялого двора, где остановились, сам лично проверял воду. Чтобы была колодезная, а не из реки. Колодцев в личном пользовании в Москве не так много, но мы специально искали такое место.
Лёшка с дедом отправились в университет, а Куроедов помчался узнавать всё и сразу. Именно он принёс больше всего новостей и рассказал их за ужином.
— В Феодосии застрелили Пушкина на дуэли, — начал он.
— Что и требовалось доказать, — прокомментировал я, покосившись на Алексея.
— Скачки первого августа, а рысистые испытания на Ходынском поле пятого в воскресенье, — сообщил Куроедов. — Но главное! — аж задохнулся от избытка чувств сосед. — Главное, что государь император прибудет послушать старца Самарского!
— Бог в помощь, — нейтрально ответил я, не зная, хорошо это или плохо для нас. — Ксенофонт Данилович, а нельзя ли поточнее дату узнать?
— Мимо нас не проскочит, — усмехнулся дед. — Отец Нестор обязательно на открытие выставки придёт. Будет линчевать современных художников и Петербургскую академию.
— Услышим, когда император приедет. Такое событие народ не пропустит, — подтвердил Лёшка и продолжил, обращаясь к Куроедову: — Вы заявку на участие в скачках подали?
Оказалось, Куроедов заявку подал, взнос заплатил, а также выяснил, что жокею положена форма и картуз. Последнее нужно успеть пошить за оставшиеся дни. Цвет картуза и формы оговаривается отдельно. Можно поменять коня, жену (шучу), но не расцветку камзола. Она даётся один раз и на всю жизнь. Вот такие правила.