#живидышилюби
Шрифт:
Но идти ты будешь всегда один.
Ты познаешь всё, что можно успеть познать,
Ты научишься верить, любить, прощать,
Находить что-то новое, с болью это терять,
Вышибая из памяти – клином клин.
А в конце, когда небо взорвёт заря,
Ты поймёшь, наконец, что всё было не зря,
И что там – у финала – ждать тебя буду я,
Как героя и лучшего из мужчин.
Обниму за шею, грудью прижмусь к груди,
Буду слушать о том, как сложно было идти
И пройдусь
А дальше, мой друг, ты снова пойдёшь один.
Ты был прежде порт
Ты был прежде порт, адресат, вокзал,
В каждом доме окна – твои глаза,
Лабиринтом уличным осязал:
Ты был – целый город.
И она входила в твои дворы,
Благодарно вкушая твои дары:
От январской стужи и до жары.
Ты был дерзко молод.
Отражалась песней в твоих стенах,
Танцевала нежностью в облаках
И дрожала томно в твоих руках,
Изгибаясь в страсти.
Ты вокруг неё возводил сады,
Строил замки из золота и слюды,
Сохранял на память в песке следы
И купался в счастье.
А теперь пустынный, ничей приют.
Одинокий вокзал, где уже не ждут.
Облетел твой сад, заболочен пруд,
Под ногами стёкла.
И печаль вливает свои ручьи
В твоё сердце, которое не стучит.
Мёртвый город, запутавшийся в ночи,
Одинок и проклят.
Понесло же меня погулять по свету
Понесло же меня погулять по свету…
Завари мне, бармен, зелёный чай.
Я сама едва ли поверю в это:
Самолёт, поезда, не звони – скучай.
Этот мир открывается сотней звуков,
Ярких красок; возможен ли их подсчёт?
Я всего лишь тяну в направлении руку
И уверенно знаю, что все пройдёт.
И останется в прошлом как фотоплёнка,
Как архивы памяти – всё в пыли.
Только помню, смеялась во мне девчонка
И в закате таяли корабли.
Свежий ливень, обрывки чужих вопросов…
Завари мне, бармен, зелёный чай.
Не скучай, а звони. Как всегда без спроса.
Тёплый вечер. Юг. Ставрополь. Май.
У путешествий нежный вкус Саган-дали
У путешествий нежный вкус Саган-дали
И запах свежесваренного чая.
…А в небе тихо тают корабли,
И вместе с ними в космосе я таю.
Вершины гор, холодные хребты,
Ущелья, водопады, тропы, реки…
Мир краше самой сказочной мечты,
Родившейся в сознании человека.
Открытым взором впитывать рассвет,
Под звёздным полотном в траве уснуть.
Прекрасен мир, прекрасен этот свет,
У странников волшебный дивный путь.
Расправив
Лечу по ветру в сказочной дали.
…По венам чай из горных трав течёт
И пахнут волосы мои Саган-дали.
Распятый
И внезапно распятый встанет перед тобой,
Как у бабушки на иконе, только совсем живой;
Весь, как надо – с нимбом над головой,
И нимб этот будет на солнце сверкать красиво.
Ты почешешь затылок и скажешь ему строптиво:
Что же, распятый, здравствуй. Пойдем гулять?
У соседа спелые яблоки воровать
И в открытые форточки дачников их кидать,
Главное быстро бегать и не попасться,
А то бабушка будет дома опять ругаться.
Или может на речку? Есть там один обрыв,
С разбега прыгнем в тихий речной залив,
Устроим с тобой большой поединок-заплыв,
А после, раскинув руки, покачаемся на волнах.
Ты не боишься плавать в таких местах?
А потом заберёмся на гору встречать закат.
Там, наверху, он ярче, поверь, в сто крат,
Будем болтать и смеяться над всем подряд,
Хватая губами последние блики света,
Провожая солнце до следующего рассвета.
Или может ко мне? Поедим пирогов и булок.
Я живу тут поблизости – следующий переулок,
Бабушка свежих постряпала – ишь, пахнуло!
Я думаю, вы знакомы, она, бывало,
Отправляясь ко сну, не раз тебя вспоминала.
Ну же, распятый, чего-нибудь выбирай.
Он улыбнётся и скажет тебе:
Давай.
Давай в другой раз – и заплыв, и закат, и чай,
А сейчас открывай глаза и домой беги,
На столе остывают свежие пироги.
Из окна – июнь
Из окна – июнь, облака как тряпки,
И черёмухой пахнет на весь квартал.
С душным городом мы поиграем в прятки,
Убежим подальше, чтоб он искал.
Город томно плавится, как пластмасса,
Без зонта, без кепки и без очков.
Отворот направо – съезжаем с трассы,
Прочь от выхлопа улиц и дурачков.
Прочь от тех, кто боится покинуть зону,
Преступить черту, перейти за край,
Кто живёт по неписанному закону,
Для кого мегаполис почти что рай.
Прочь от тех, кто сидит в городской темнице,
Кто уже не помнит свой звонкий смех,
Кто в себе давно обесточил птицу
И теперь никогда не взлетит наверх.