Живописец смерти

Сантлоуфер Джонатан

— Темно-бордовый! Пурпурный! Багровый!

«Клубничный!» — это последнее, что слышит девушка, и успевает вспомнить недавний вечер в их доме в Дейтоне, Огайо. Она с младшей сестренкой Эбби — девушка в первый раз вспоминает ее с тех пор, как сбежала, — размораживает в микроволновке пакет с клубникой. Потом они смешивают клубнику с ванильным мороженым и устраиваются перед телевизором. Скоро начнется сериал «Дом Мелроузов». Родители запрещали смотреть его. Но сейчас их нет, они куда-то ушли. За несколько мгновений до того, как у нее остановилось сердце, девушка слышит

мелодию, сопровождающую начальные титры фильма.

Внезапно все становится уныло-серым, и ему хочется выйти. Желание рисовать пропало, кисть так и осталась в кармане. Поздно. Ему не удается ничего вспомнить. Пустая трата времени.

Очередная попытка закончилась провалом. Он испытывает стыд, отвращение, раздражение — все одновременно. Выбирается из машины, хватает с земли пиджак. Рубашка запачкана кровью, правда, только внизу. Он заправляет ее в брюки. На них сейчас кровь не видна, потому что они темные. Он оглядывает автостоянку. Может, здесь еще кто-то использует автомобиль для интимных целей. Но кругом тихо. Вытаскивает девушку, обнимая за талию. Она тяжелее, чем он предполагал.

Тащит к реке. Мертвая голова мерно постукивает по плечу. Мимо проезжают несколько машин. Никто не останавливается.

Ладно. В конце концов, все прошло не так уж плохо. Главное, удалось кое-что увидеть. А то, что не удалось нарисовать, так это чепуха. Просто этот случай не нужно засчитывать. Его как бы не было. И все.

У реки он вспоминает о своих пятидесяти долларах. Лезет в карман ее мини, достает горсть смятых купюр. Затем толкает тело в реку и наблюдает, как оно исчезает в чернильно-черной воде.

Глава 8

Комнату отдыха детективов, почти каморку, три на четыре метра, шутливо называли «Грейсленд»^[74] с тех пор, как на стене рядом с торговым автоматом появился календарь с выцветшей фотографией короля рок-н-ролла.

Ники Перлмуттер в просторных брюках хаки и голубой рубашке отделился от стены с кружкой чая в руке. Он выше двух метров ростом, широкоплечий, мускулистый. Казалось бы, этого достаточно, чтобы произвести впечатление, но у Ники еще светло-рыжие волосы, голубые глаза и веснушки. Герой Марка Твена, Гек Финн, в теле сильного тридцатисемилетнего мужчины.

— Вы Макиннон?

Кейт протянула руку, удивленно рассматривая напарника: она представляла его совсем не таким.

— А как вы догадались, что это я?

— Браун сказал, что придет высокая красивая женщина.

— А вот последнего Браун сказать не мог. — Кейт слегка покраснела.

— Вы правы, он сказал только, что вы высокая. — Перлмуттер улыбнулся и стал похож на четырнадцатилетнего мальчишку. — А «красивая» я добавил от себя.

— Браун не ошибся. — Кейт тоже улыбнулась. — Вы действительно мне понравились.

В конце длинного узкого стола, склонившись над чашками дымящегося кофе, сидели двое детективов. Один — лет пятидесяти пяти, толстый и лысый — держал в зубах незажженную сигарету, другой — моложе, симпатичный,

хотя лицо его уже приобрело неприветливое выражение, портящее внешность многих копов. Посмотрев на Кейт и Перлмуттера, они равнодушно отвернулись.

Кейт догадалась, что о ее появлении в участке уже всем известно. В полицейское братство чужаков принимают очень неохотно, а тут еще такая фифа, приятельница Брауна и самой Тейпелл. Ну и, разумеется, то, что она женщина, тоже уважения не прибавляло. Кейт вспомнила, как это было в Астории. Они с Лиз сдружились еще и потому, что были единственными женщинами в участке.

Ей хотелось крикнуть: «Успокойтесь, я здесь не задержусь. Вот только найдем убийцу, и я вернусь к прежней жизни».

Какой жизни? Куда ей возвращаться? Кейт не знала. И в данный момент это ее совершенно не волновало.

Перлмуттер заметил перемену в ее настроении и тронул за руку:

— Пойдемте отсюда.

Когда-то этот район процветал, но теперь здесь царило запустение. Витрины магазинов на первом этаже большей части домов были заколочены досками или опустели. Граффити густо покрывали стены. Перлмуттер остановил машину у десятиэтажного жилого здания, видимо, построенного в двадцатые годы и с тех пор ни разу не ремонтировавшегося.

В просторном полукруглом вестибюле с потолка осыпалась штукатурка, а на стенах не было живого места от надписей, картинок, сердечек и черепов.

— Управляющая домом живет вон в той квартире, — сказал Перлмуттер.

Столько католической символики Кейт не видела со времен школы Святой Анны и, признаться, не скучала о ней. Квартира Роситы Мартинес изобиловала изображениями святых, распятиями и репродукциями картин с библейскими сюжетами. Со всех сторон на вас смотрели либо блаженно улыбающиеся, либо корчащиеся от боли персонажи Ветхого и Нового Заветов.

Росита Мартинес, женщина лет сорока — пятидесяти, маленькая, полноватая, черноволосая. На запястьях не меньше десятка браслетов. Когда она жестикулировала, они не слишком мелодично звякали, создавая мини-какофонию.

— О, это было ужасно! — воскликнула Росита, и браслеты издали звук: дзинь-дзинь-дзинь. — Я такого в жизни не видала. — Дзинь-дзинь. — Кошмар! В нашем доме, а я работаю управляющей уже довольно давно, я насмотрелась всякого. Но такое… — Росита вздохнула. — Ужас! Я до сих пор принимаю таблетки. — Тревожно посмотрев на Кейт и Перлмуттера, она быстро добавила: — Прописал доктор. Могу показать рецепт.

— Не нужно. — Кейт ласково улыбнулась. — Скажу вам честно, миссис Мартинес, если бы мне пришлось увидеть такое, я бы, наверное, надолго слегла в больницу.

Росита Мартинес оживилась.

— Вы не такая, как те, что приходили. Изводили меня вопросами. А я даже подумать не могла об этом, не то что говорить.

— Представляю. — Кейт взяла женщину под руку и повела к дивану. — Присядьте. Расслабьтесь. У нас не так много вопросов.

Ники Перлмуттер приветливо улыбнулся Росите и извлек из заднего кармана небольшой блокнот.