Живописная Кабардино-Балкария. Занимательное путешествие с авторами и героями книг по республике, которую называют жемчужиной Кавказа
Шрифт:
Честно скажем, мы выдохлись уже где-то через пару часов – постоянные переходы с одного берега речки на другой, бесконечные подъемы и спуски, цепляющиеся за одежду кустарники и ветки деревьев, напряжение от вновь и вновь возникающих препятствий довольно быстро погасили наше желание постичь неизвестное, сделать – чем черт не шутит! – мировое открытие. К тому же день выдался на редкость сумрачным, серым, холодным. Урды – ущелье узкое, лесистое, влажность в нем повышенная, а солнце если и заглядывает, то не задерживается. Скалы то практически смыкаются, то немного расходятся, но ни о каких полянках речи не идет: косогоры да обрывы. Есть места, где невозможно подняться ни по одному из берегов – столь они отвесны и неприступны, ни по самой реке – вода стремительно мчится между огромных валунов: почерневших, скользких, безжалостных к
Урды действительно одно из самых суровых ущелий Кабардино-Балкарии, но его недоступность позволила в первозданном виде сохранить величие дикой природы. На сгнивших пнях разместились колонии опят: не сходя с места можно набрать полный рюкзак, да вот как его потом донести домой? Ведь руки постоянно должны быть свободными, чтобы вовремя ухватиться за ветки на опасных обрывах, а тело не напряжено излишним грузом, дабы вовремя перепрыгнуть через расщелины и поваленные деревья, то и дело преграждающие путь вперед.
А какой величины форель мы видели в речке! Черные, более чем полуметровые рыбины косяками ходят в недоступных для человека заводях – играют, резвятся, а то и выпрыгивают на поверхность воды. Зрелище потрясающе-завораживающее!
Да и ружье – один из наших спутников его предусмотрительно захватил, – как мы убедились в дальнейшем, здесь будет нелишним: непуганый зверь, в частности рыси, то и дело дают знать о своем близком присутствии. Правда, оружие нам в тот день не понадобилось, но с ним было, право, как-то спокойнее.
…После примерно километров десяти ущелье начинает расширяться: с одной стороны (левой по течению) неприступные скалы буроватого цвета поднимаются чуть ли не на сотни метров, достаточно отвесный склон, густо заросший травой, упирается в них, протянувшись так же на сотню-другую метров. Где-то далеко внизу шумит речка, противоположный берег которой покрыт лесом, в основном высокогорным березняком. Но это еще далеко не конец ущелья – до него не километр и не два, а намного больше. Именно здесь расположены древние могильники, именно здесь на одной из скал и разместилась та самая галерея древних художников. К огромному сожалению, за последнее время она подверглась сокрушительному воздействию природных сил и от сырости, выветривания, отслаивания плиточника практически исчезла. Аниуар, побывавший здесь какие-то два десятка лет назад, был искренне расстроен увиденным – от доброй сотни рисунков сегодня не осталось и следа, а те, что еще видны, вряд ли сохранятся уже через пару-другую лет. Это тем более обидно, что рисунки эти неизвестны ученым, мало того, они никем не зафиксированы, не описаны, и, естественно, не атрибутированы и именно сегодня впервые вводятся нами в научный и общественный оборот. А ведь есть среди них поистине удивительные – красной охрой на достаточно большой высоте нарисованы птица, человек… Интересно, что подобного изображения птицы мы не нашли в доступной нам искусствоведческой литературе. Поражает точная графическая схема пернатого существа, символизирующего Небо. Такая познавательность предполагает наличие у художника высокого интеллекта, стремление передать другим людям какие-то важные сведения.
Силуэтный же человечек, изображенный рядом на скале, похоже, был частью какой-то сценки. Такие наскальные рисунки, писаницы, как их называют ученые, характерны для эпохи неолита, нового каменного века, когда совершался переход к земледелию и скотоводству, когда уже появилась глиняная посуда, а орудия из камня сверлились и шлифовались. Можно только предполагать, какие сведения о той эпохе мы могли бы почерпнуть из утраченных изображений. Но и сама птица полна странной силы, выразительности и притягательности, какого-то намека на зашифрованную, ведомую только ее Создателю, тайну. Вглядитесь в нее – сразу возникает великое множество ассоциаций!
Само место это, окаймленное скалами с одной стороны, и лесистыми горами с другой, с виднеющимися в отдалении травянистыми склонами, напоминает обжитой дом, хотя, как мы говорили выше, в последние годы люди здесь бывают очень и очень редко. Прозрачная речка и лесок в лощине, обширный подскальный нагревающийся солнцем склон – отличное место для жилья. И люди здесь жили, по крайней мере, несколько тысяч лет назад, если отталкиваться от датировки наскальных рисунков.
Задерживаться в Урды было нельзя – день стремительно клонился к вечеру, не успеем выбраться до темноты – придется ночевать под открытым небом: удовольствие не из самых приятных, тем более что день нашего путешествия – 17 октября – являлся днем рождения одного из авторов этих строк. Не стоит описывать обратную дорогу, скажем только, что она заняла в два раза меньше времени: мы буквально летели домой, забывая о крутых обрывах, скользких тропах. Переходили речку не по мелководью – его в сумерках все равно не видать, а где придется, – иногда в прямом смысле оказываясь по пояс в ледяной воде. Вымокшие, полностью обессилевшие, мы вышли из ущелья в полной темноте, освещаемые лишь светом луны. Естественно, в часы эти думалось не о самом лучшем: о том, что больше никогда в жизни никто не сможет втянуть в такого рода авантюру, что октябрьские купания не самые полезные для организма процедуры и хорошо еще, если отделаемся воспалением легких, а не чем-нибудь более серьезным…
Нестерпимо хотелось пить, что было вполне объяснимо – через пот каждый из нас потерял в этот день несколько литров жидкости (в частности, один из авторов этих строк, отягощенный лишними килограммами, – 6,5!), обезвоживание организма было столь мощным, что утолить жажду удалось лишь после принятия нескольких стаканов горячего чая. Да-да, мы не сразу на машине помчались в Нальчик, чтобы принять горячую ванну, как об этом грезилось в Урды, а остановились в гостеприимном доме Аниуара: ели горячие, пышущие жаром хичины, наслаждаясь радостью человеческого общения.
Добрались мы домой только к полуночи, горячей воды, естественно, уже не было, так что о ванне оставалось только мечтать, но тем не менее никто из нас, людей, скажем честно, физически незакаленных, не заболел даже элементарной простудой, а усталость ушла уже на следующее утро. И мы снова собираемся в эти дикие места, обладающие удивительной притягательной силой. Что влечет сюда? Возможность преодолеть себя? Зов крови? Желание прикоснуться к прошлому, которое здесь, в Урды, Кёнделене, Канжоле, столь ощутимо, зримо и доступно…
Уместно вспомнить, что об Урды авторы впервые узнали из труда Шоры Ногмова «История адыхейского народа», описавшего знаменитую Канжальскую битву (правильнее было бы сказать – Канжольскую), ставшую переломной в многовековой борьбе кабардинцев с крымско-турецкими захватчиками. Как пишет ученый Валерий Сокуров, наиболее полно ответивший на вопросы когда, где, как и при каких обстоятельствах проходило это сражение, «кабардинского похода Каплан Гирея I касались многие авторы: Э. Кемпфер, А. де ла Мотрэ, Сейид Риза, Мехмет Фундуклулу, Дм. Кантемир, К. Главани, И.-Г. Гербер (20-е годы XVIII в.), позднее – П.-С. Паллас (1794), И. Вакербарт (1798), С. Броневский (1823) и И. Хаммер (1831), Ш. Б. Ногмов (1844)» и последний «в ряду перечисленных авторов особое место занимает» [14] . Вот что конкретно сообщает адыгский летописец: «…Года два или три спустя случилось, что живший в Большой Кабарде с войском крымский паша, сидя на траве и куря трубку, беседовал со своими приближенными, в числе коих был и князь Кургоко Хатожуков. Обращение его с последним было до того дерзко, что, выкуривши трубку, он стал ее выбивать об голову князя Кургоко. Поступок этот сильно огорчил князя, однако же он не подал паше ни малейшего вида неудовольствия, но, простившись с ним, он в тот же день собрал многих князей и почетных узденей и, рассказав им о случившемся, объявил им свое намерение: в следующую ночь умертвить всех турок и крымцев, где бы они ни находились. Не исполнившим сего повеления назначен был значительный штраф и сверх того, в знак трусости, черный шерстяной колпак. Все единодушно согласились на предложение Кургоко и в следующую же ночь привели его в исполнение, причем ни одного неприятеля не осталось в живых.
14
Сокуров В. Н. Канжальская битва и ее отражение в кабардинском фольклоре // Актуальные вопросы кабардино-балкарской фольклористики и литературоведения. Нальчик, 1986. С.48.