Животный мир людей

Олушева Ольга

Глава 1

Ольга Арнольдовна Кудасова, как всегда, пришла на работу раньше других и, сидя за компьютером, просматривала чертежи своих подчиненных, которые вчера вечером были сброшены по внутренней сети в ее электронную папку: она завела такой порядок, как только устроилась на эту работу два года назад. Сейчас она исполняла должностные обязанности главного архитектора мастерской и скоро надеялась получить эту должность официально. Это давало хорошую прибавку к зарплате, но и налагало большую ответственность, поскольку теперь ее подпись была под каждым сданным проектом. Вот опять Миша неправильно поставил угловой пилон (часть несущей конструкции), инженеры еще два дня назад изменили его размеры и привязку к оси, а он не исправил. Юля, судя по количеству сделанной работы, опять полдня провела в планшете, переписываясь с друзьями, Кира Андреевна, как всегда, на высоте и сделала много, и качество чертежей – не придерешься. Остальных можно проверить позднее или вечером, после того как все уйдут. Утро выдалось тяжелым, суетным. Сперва – совещание, где она пыталась безуспешно объяснить приехавшим заказчикам, что тот вариант планировок, который они хотят видеть, не соответствует требованиям пожарной безопасности, и придется вносить определенные коррективы, что потребует определенного времени. Позднее, почти сразу после совещания, приехали представители фирмы подрядчика с новыми предложениями по материалам, их, к счастью, удалось переключить на руководителей групп. Перед самым обедом народ в отделе решил переругаться, и пришлось восстанавливать тишину и рабочую атмосферу. Конфликт начала молодая архитекторша Леночка, она не так давно приехала в Москву из небольшого города и попыталась установить свои порядки в мастерской сначала мягко и вроде бы незаметно, а когда поняла, что с этим у нее возникают сложности, решила «строить непослушных». Есть такие люди, которым любой скандал за счастье. Про них говорят, что они «вампиры» и питаются чужими негативными эмоциями, возможно, и так, но Ольге Арнольдовне казалось, что дело в обычной тупой зависти. Леночка нередко прохаживалась по адресу «зажравшихся москвичей», к которым относилась половина отдела, и сетовала на жизнь вне большого города, забывая, что ее папа был главой не самого маленького районного центра в Свердловской области и жила она далеко не так, как простые граждане страны. Чаще всего она привязывалась к Кире Андреевне, в ней Леночку раздражало буквально все и абсолютное пренебрежение к тому, как и что о ней подумают или скажут, глубокое

знание профессиональных проблем, эрудированность и совершенное нежелание мириться с чужой безграмотностью, в чем бы та ни выражалась. Это Леночка хорошо прочувствовала на собственной шкуре. Не однажды ее ставили в неловкое положение, тыкая носом в незнание литературы, истории, да и просто в неправильно поставленные ударения. Это уж вообще, с точки зрения Леночки, никуда не годилось. Ну какая, казалось бы, разница, как поставить ударение, вон и по телевизору говорят «в туфлях», ставя ударение на последнем слоге, нет, старухе надо ударение на первом слоге ставить, ей, видишь ли, иначе слух режет. Ей бы, Леночке, власть, она бы отстреливала таких интеллектуалок, поду-ууу-маешь московская архитекторша, мы тоже институты заканчивали и говорим как «хочим», а не как вам нравится! От природы девушка была не глупа, довольно привлекательна, но вкуса и лоска, присущего Кире Андреевне, ей явно не хватало. А образование, полученное девушкой и считавшееся персональным достижением в их семье, где папа, районный начальник, окончил что-то там заочное и после долгих мытарств стал кандидатом «около всяческих» наук, каких именно он и сам смутно представлял, а мама вообще обошлась восемью классами, явно не дотягивало до желаемого уровня. Человеком Леночкин отец был умным и хитрым, но землю свою любил и хоть про личные интересы и не забывал, а для руководимого им района делал много полезного, выше не рвался, поэтому серьезных врагов не имел и спокойно смотрел в завтрашний день, зная, что если его и снимут с должности, то не завтра, да и подкопить сумел немало за годы, что находился у власти. Когда девушка приехала в Москву, она с гордостью предъявила свой диплом о высшем образовании в первом же отделе кадров, куда ее пригласили на собеседование. Но там как-то не впечатлились и предложили работу архитектором второй категории с небольшим окладом и временным договором. Леночке ничего не оставалось как согласиться. Начальница в отделе кадров вполне доброжелательно ей объяснила, что в Москве таких как она много и не факт, что в другом месте ей предложат лучшие условия, а здесь она обретет опыт реального проектирования, да и платят в организации стабильно. В общем, девушка решила остаться и не пожалела: через полгода договор продлили и зарплату немного повысили. Несмотря на некоторые неприятные черты характера, она обладала усидчивостью, старательностью и бульдожьей хваткой во всем, что касалось работы. Память у нее была прекрасная, и это помогало быстро осваивать те знания, которых не дал институт. «Личным врагом» Леночка назначила себе «старуху» и, как только это стало безопасным, начала последнюю постоянно задирать. А безопасным это стало недавно. Прежде Кира Андреевна возглавляла их отдел, но потом сама отказалась от должности в связи с возрастом и стала руководителем группы, несмотря на более низкую зарплату. Она была высокой, очень худой женщиной с копной рыжевато-седых волос, которые не красила и считала ниже своего достоинства пользоваться какими-либо ухищрениями для того чтобы выглядеть моложе. Она много читала, ходила по возможности на все театральные премьеры Москвы, на все художественные и архитектурные выставки, где ей действительно было интересно, и в том, как она об этом рассказывала, не было показухи, скорее тут присутствовал воспитательный момент, ей очень хотелось, чтобы молодежь интеллектуально росла, получала от мира самое лучшее, а не тупо тыкала пальцем в смартфон и механически выполняла свою работу. За долгую профессиональную жизнь ей удалось у многих начинающих архитекторов развить творческие способности, и она очень гордилась этим. Не так давно Кира Андреевна отметила пятидесятипятилетний юбилей, и, опасаясь увольнения, сама пошла к руководству с просьбой о переводе на другую должность. Шаг был разумным, муж посоветовал ей сделать именно так, а он был весьма искушен в разного рода служебных делах, иначе не стал бы тем, кем был. В медицинском мире, где он работал и делал карьеру, ведь не только талант нужен, но и умение видеть на три хода вперед и, как следствие, использовать любую ситуацию себе во благо. У них выросли три умных и красивых сына, средний уже женился и сразу обзавелся дочкой, младший заканчивал военно-строительную академию в Петербурге, а старший сын, Марк, работал инструктором горнолыжного спорта в Швейцарских Альпах, куда ему помог пристроиться приятель. Марк окончил институт иностранных языков, свободно говорил на немецком, французском и английском и с детства занимался горными лыжами и сноубордом. Про таких говорят, что жизнь удалась и желать им можно только здоровья, впрочем, и с ним, со здоровьем, проблем тоже не было. Когда-то давно у Киры Андреевны, тогда еще просто Киры, случилась большая любовь, он учился на пятом курсе Московского архитектурного института, а она только поступила и была полна ожидания чего-то чудесного, творческих подвигов и невероятного полета фантазии, ей хотелось работать сутками, без устали рисовать, заниматься живописью и скульптурой, развивать свое пространственное воображение и наконец стать тем единственным гениальным архитектором, который создаст новое направление в профессии и будет развивать его. На этом правда мечты упирались в полное непонимание, а какое такое «новое направление»? Но девушка не унывала, считая, что понимание придет позднее, когда она выучится, станет настоящим профессионалом, и, возможно, тогда у нее все, о чем мечталось, получится, Но тут, как пишут в старых романах, появился ОН. Спустя годы, вспоминая юность Кира не могла понять, что же такое необыкновенное ей в нем почудилось и привлекло настолько, что в свои неполные 17 лет она совершенно потерялась, ходила за ним как пришитая, смотрела своими огромными глазами и готова была на что угодно, лишь бы ОН на нее посмотрел, только посмотрел, большего было и не надо, а он как назло не только не смотрел, а вообще смотрел на другую, да так преданно, что у девушки дыхание перехватывало от ненависти и обиды. Ну что в этой мелкой тощей девице было привлекательного? Только если волосы – волосы были и правда хороши: густые, вьющиеся, они спускались пепельной косой ниже попы, и на солнце вокруг ненавистной головы соперницы будто бы светился нимб из пушистых кудряшек, выбивающихся из прически. Кира так отчаянно, так по-детски ее ненавидела, строила планы мести, не спала ночами и даже пыталась заниматься черной магией, точнее, тем, что считала черной магией. Однажды она нашла в библиотеке у отца старую-престарую книгу и по ней пыталась навести порчу на предмет своей ненависти, но когда дело дошло до похода на кладбище в полнолуние, духу у нее, конечно же, не хватило, да и зима уже была за окном. Девушка прорыдала всю ночь в подушку, а утром вдруг поняла, что первая сессия подкралась незаметно и за своей любовью она не сдала кучу зачетов, и теперь придется выкручиваться неизвестно как. Короче, либо любовь, либо учеба, а так как с любовью не получилось, пришлось срочно переключаться на учебу. Первое полугодие Кира завершила с одними тройками и двумя «хвостами», которые срочно надо было исправлять. дабы из института не вылететь. Правда, во всем этом была своя положительная сторона, девушка приняла твердое решение: на ближайшие пять лет – только учеба! Характер у Киры был сильный, и упрямства ей тоже было не занимать, так что помучившись не слишком долго от неразделенной любви, она погрузилась в учебу и к первому же «сплошняку» (три дня, когда студенты занимаются только своими проектами) во втором полугодии пришла с уже готовой работой. На занятиях по рисунку девушка выкладывалась по полной, при выездах на пленэр она делала по три, а иногда и четыре работы вместо одной, а за все прочие предметы к началу второй сессии можно было вообще не беспокоиться. Короче, ко второму курсу девушка подошла почти отличницей. По окончании института Кира получила предложение прийти на работу в престижный «Моспроект-2» и проработала там лет двадцать пять, а когда в их мастерской, которая продержалась на плаву дольше других, перестали платить, она нашла работу в проектно – строительной фирме, где с ее опытом и талантом было не так уж много специалистов. Время шло, Кира получала хорошие деньги, постоянно училась, набиралась опыта и знаний, которые не приобрела раньше. Еще работая на Второй Брестской улице (местонахождение «Моспроекта-2»), она где-то между делом вышла замуж, так же между делом родила троих сыновей, благо родители еще были достаточно молоды и с удовольствием помогали с внуками, и только годам к сорока она по-настоящему оценила мужа. Именно тогда, когда приговор врачей напугал ее до полусмерти, она поняла, как дорога ему. Муж, не задумываясь, продал дачу своих родителей, машину и старинные бабушкины украшения и отправил Киру в Германию к друзьям, которые вместе с ним когда-то учились в медицинском, а потом эмигрировали, стали гражданами Германии и открыли свою клинику, в которой лечили сосудистых больных, и лечили весьма успешно. Целых четыре месяца провела Кира в небольшом городке под Мюнхеном как только ей стало чуть полегче; и головные боли перестали назойливо докучать, она занялась изучением языка, местных обычаев и местной кухни (которая ей самой была противопоказана из-за состоянии сосудов). Герман, муж и самый лучший друг, несколько раз прилетал к ней в Германию, сыновья тоже не ленились навестить мать. Самые страшные предположения, к счастью, не подтвердились, и Кира Андреевна благополучно вернулась домой, а еще через две недели приступила к работе. Жизнь была спокойной, размеренной и вполне обеспеченной. Супруги два раза в год летали за границу на отдых, Германа пригласили поработать в частную клинику, и, пройдя необходимую переподготовку, он стал делать пластические операции, а еще через несколько лет стал одним из ведущих пластических хирургов и соответственно доход семьи, и без того весьма приличный, существенно увеличился. Дети стали взрослыми, и ко времени нашего повествования Кире Андреевне исполнилось пятьдесят пять лет. Вся мастерская пришла поздравить юбиляршу, а на следующий день, придя на работу, сотрудники увидели приказ о назначении Амалицкой Киры Андреевны руководителем группы архитекторов, и это было явным и незаслуженным понижением в должности и в зарплате; со временем, конечно, все разъяснилось, но отношение к Ольге Арнольдовне Кудасовой, занявшей место Амалицкой, было настороженным. Каждый по-своему толковал происшедшее, а некоторые просто «кайф ловили» от возможности перемыть косточки обеим дамам.

Через три месяца случилась беда. Кудасова, как всегда, пришла на работу первая. Накануне ей пришлось в очередной раз гасить склоку между Леночкой и Юлей, и из-за этой склоки переругался весь бабский коллектив, мужчины предусмотрительно сбежали в курилку. Самое странное было то, что Кира Андреевна не отмолчалась, как всегда, а довольно резко оборвала Леночку с ее антимосковскими высказываниями. Она вообще в последнее время была какая-то взвинченная, и многие подумали, что она пожалела о своем решении перейти на другую должность. Короче, этим утром на работу вышли все, кроме Амалицкой, а часа через полтора по мастерской разнеслась весть: Киру Андреевну нынче рано утром во время пробежки сбила насмерть машина – и не просто сбила, а пару раз проехалась по погибшей женщине взад-вперед, чтобы уж наверняка. Весть принес парень из конструкторского отдела, живший недалеко от места убийства и ежедневно проходивший той дорожкой, по которой бегала Кира Андреевна.

В то утро Стас, молодой сотрудник конструкторского отдела, как всегда, сунув наушники в карман куртки, брел на работу. Впереди маячил скучный рабочий день, нет, дело не в том, что он не хотел работать или ему не нравилось быть конструктором, просто когда он учился, ему хотелось работать с конструкциями типа тех, что были в проектах знаменитой Захи Хадид (женщина-архитектор, первая получившая Притцкеровскую премию в области архитектуры), а ему предлагалось делать без конца повторяющиеся расчеты на стандартные пролеты между пилонами, почти типовые подземные гаражи и тому подобное. Но в фирме стабильно платили, в другое место его никто не приглашал, а деньги разве могут быть в нашем мире не нужны? Вот и пришлось, запихнув все мечты в одно место, превратиться в лошадь, ходящую по кругу и крутящую колесо надоевшей мельницы. Стас шел, слушая скрип снега, еще оставшегося в некоторых местах, под подошвами модных ботинок и думал: «Вот если бы перейти работать куда-нибудь…

– Молодой

человек! Вы сейчас влетите в ограждение. Надо же смотреть, куда идете! – Окрик был совершенно неожиданным, и парень словно споткнулся о него. Перед глазами возникла вся картинка сразу, как на экране кинотеатра, он увидел прикрытое черным целлофаном тело, ленту ограждения, следы протектора автомобиля, ведущие с проезжей части на пешеходную дорожку.

– «Ох, и ни фига себе!» – пробормотал Стас и тут заметил яркую кроссовку выглядывающую из-под целлофана. Такие кроссовки привезла себе из Лондона Кира Андреевна в прошлом году. Больше Стас ни у кого не видел подобной обуви. Парень остановился у ограждения и начал прислушиваться к тому что говорили вокруг.

– Да я сама видела, как тут серая машина елозила по снегу, только мы с Зевсом далеко были, и я, конечно, не поняла, что машина-то по человеку туда-сюда ездит, – говорила мужчине полная пожилая дама, одетая в зимнее стеганое пальто. Она нервно подтягивала к себе поводком мелкую лохматую дворняжку, носящую грозную кличку Зевс собака поскуливала, уткнув в землю черный кожаный нос, и явно старалась увести хозяйку от «плохого» места. Кличка подходила собачонке, как Бруклинский мост речке Торгоше в Сергиево-Посадском районе, и следователь, если это был, конечно, он, с трудом сдержал ухмылку. Закончив записывать рассказ дамы, мужчина обратился к Стасу, который топтался на месте, не в силах отвести взгляд от прикрытого целлофаном тела.

– Ну-с, молодой человек, а вы что можете рассказать?

Слегка заикаясь, Стас спросил:

– Вы знаете, кто там, кто лежит?

– Пока не знаем, но будем устанавливать.

– Покажите мне, я кажется, знаю.

Стаса провели к телу и дядька с густыми черными бровями, хмурясь и матерясь сквозь зубы, слегка приподнял кусок целлофана, прикрывающий голову погибшей.

– Б… – невольно вырвалось у Стаса.

– Это же наша Кира! То есть Кира Андреевна Амалицкая, наш бывший главный архитектор мастерской. Кто ее? Она же тетка хорошая, не вредная и не подлая!

Парень еще что-то бормотал о погибшей, а сам тем временем нервно искал в телефоне номер своего начальника. Трубку никто не взял и на звонок Стаса не ответили. Ему пришлось, оставив все свои координаты полицейским, отправляться на работу, а там объясняться с руководством, которое на опаздывающих смотрело косо, и за два опоздания можно было запросто лишиться половины а то и всей годовой премии. Впрочем, когда парень объяснил причину своего опоздания, все вопросы к нему отпали, так Стас и стал «вестником несчастья». Через пару недель разговоры в мастерской почти затихли, и все вроде бы стали забывать, что была у них в коллективе такая Амалицкая Кира Андреевна, навалились рабочие проблемы, на место погибшей искали нового человека. Вот только Стас никак не мог забыть бледное запрокинутое лицо женщины, на котором навсегда замерла легкая растерянная улыбка. Он после работы почти ежедневно ходил в полицейский участок, хоть его никто туда и не звал, познакомился там, в участке, с сыновьями Амалицкой и даже сдружился со старшим, который сразу же прилетел домой, едва получив страшное известие.

За два с половиной года до того.

Марго лежала в больничной палате и смотрела в окно. Снег шел уже второй день и, кажется, не собирался останавливаться; создавалось впечатление, что зима упорно борется за право еще немного помучить и без того уставших от холода и отсутствия солнца людей. На соседней кровати тихо спала соседка, отвернув забинтованное лицо к стене, другая соседка сидела за столом и читала книгу. Больничный запах проникал в палату из коридора, пахло хлоркой, какими-то лекарствами и, кажется, кухней. Ровный гул голосов, доносившийся в палату, заглушал крики ворон за окном, вот проехала с грохотом больничная тележка – наверное, развозили лекарства, вот в соседней палате раздался грохот и вслед за ним такая тирада, что у интеллигентной Марго уши покраснели под бинтами. Несколько дней назад ее перевели из реанимации в палату и сказали, что домашние знают, где она и что с ней. Мобильник лежал рядом, на тумбочке, но не звонил, она тоже никому не звонила, не было желания двигаться, звонить и вообще как-то общаться с миром. За прошедшие дни никто не пришел, не навестил ее, но и это тоже было безразлично. Казалось, сила ушла из нее, не хотелось есть, не хотелось разговаривать, собственно, и жить тоже не хотелось, как, впрочем, и умирать, не хотелось ничего. Наверное, если бы ей предложили раствориться в воздухе, распасться на молекулы и перестать существовать без процесса умирания, она бы согласилась, главное, чтобы все происходило без ее участия и без ее усилий. Даже мысль, что некогда любимый муж теперь не захочет смотреть на ее изуродованное лицо, не волновала Марго – подумаешь, «Не захочет!». Он уже давно не любимый, да и не муж, так, сосед по квартире и не больше. Вместе они прожили более сорока с лишним лет, и она всегда его поддерживала, утешала, когда ему было плохо, тащила на себе семью и морально и материально. Ведь муж был такой талантливый, такой ранимый, если что бывало не так, как должно было быть, по его мнению, если его идеи не поддерживались начальством, или кому-то из имеющих власть и право решать судьбу проекта, не нравились, он впадал в ступор, переставал разговаривать и, кажется, даже думать. Иногда он вслух разговаривал сам с собой, задавая один и тот же вопрос: «Они разве не понимают? Они что, глупые?» Его приходилось морально реанимировать, ежедневно повторяя, что просто они, те, кто не принял его концепцию, не готовы к новому, для этого надо быть хотя бы вполовину такими же умными и талантливыми, как он. Через какое-то время муж начинал опять рисовать, а получалось у него это здорово, фонтанировать идеями и постепенно возвращался к работе и, куда же без них, к своим поклонницам среди молодых архитектурных девиц. Домом и сыном он вообще не занимался, считал, что все само сделается и воспитается, лет в сорок он занялся проектированием частных домов и их дизайном, стал зарабатывать весьма недурные деньги, но не предложил жене работать с ним, а взял в помощницы девушку много моложе его и почти перестал появляться дома. Именно в это время Марго поняла: она была нужна только как «жилетка», в которую можно поплакаться, и, конечно, как прислуга, создающая в доме уют. Женщина держалась изо всех сил, терпеливо переносила колкости свекрови, которая переехала к ним жить сразу, как только умерла мать Марго, запои повзрослевшего сына и ехидные вопросы коллег, ведь архитектурный мир Москвы так мал. В нем, в этом мире, все друг друга знают если не напрямую, то через общих знакомых наверняка. Через несколько лет, архитекторов занимающихся частными заказами, стало очень уж много. К тому же большинство из них были много моложе Игоря, мужа Марго, впрочем, как и те заказчики, кто имел материальную возможность оплачивать работу архитектора. Популярность Игоря Бунича пошла на убыль, он стал повторяться в проектах, нарушать сроки выполнения заказов и часто появляться на профессиональных тусовках нетрезвым; тут же, как водится, подсуетились конкуренты, его имя все чаще становилось спутником всяческих скандальных историй и правдивых, и вымышленных. Марго выживала с сыном и свекровью на те небольшие деньги, которые могла заработать, муж им не помогал, заявив, что сын уже взрослый, а у него новая жизнь. «Новая жизнь» внезапно закончилась, молодая подруга ушла к одному из прошлых заказчиков, потеснив его жену. Игорь был вынужден продать квартиру матери для покрытия долгов, которых оказалось на удивление много, ведь ни он, ни его пассия не отказывали себе ни в чем, а новых заказов все не было и не было. Точнее, они были, но какие-то мелкие, не стоящие внимания столь маститого специалиста. Короче, не прошло и нескольких лет, как блудный муж вернулся. Первое время он ждал, что Марго будет его выгонять, потому приготовился держать круговую оборону, взывать к ее доброте, состраданию по отношению к старой свекрови и прочее. Но женщина равнодушно отнеслась к возвращению супруга, все возможные слезы она уже выплакала, и теперь ее волновал только сын, который все чаще приходил домой пьяным, потерял из-за этого работу и новую не собирался искать.

Игорь попытался вернуться в «большую архитектуру», но оказалось, что необходимость владения компьютером теперь повсеместная, и ему, прежде чем устраиваться на работу, необходимо этот самый компьютер освоить раньше подобный вопрос перед ним не стоял, потому что на компьютере прекрасно работали мальчики и девочки, которым он платил за работу, теперь же все надо было делать самому. Получалось плохо, он не привык быть аутсайдером и думал, что стоит только вернуться в проектирование, как к нему сразу начнут прислушиваться, поддерживать его идеи и вообще возьмут на должность если не главного архитектора мастерской, то хотя бы главным архитектором проекта. Увы, все должности были заняты, а то, что предлагали… об этом и говорить-то было тошно. В частных фирмах, коих развелось несчитано, дела обстояли еще хуже, без знания проектных программ туда вообще можно было даже не соваться. И тогда Игорь начал болеть сперва прихватило сердце, потом желудок, а потом, а потом он оформил себе инвалидность, и жизнь превратилась в череду однообразных дней. Он продолжал рисовать, пытался писать с натуры, но жалость к себе «несчастному» все больше одолевала его. Странно, но почему-то Игорь не испытывал подобного чувства ни к кому, кроме себя. И мать и сын, уж не говоря о жене, не вызывали в нем никаких чувств, только иногда раздражение и даже злость, если ему казалось, что о нем плохо заботятся. О несчастье, случившимся с Марго, им сообщили в тот же вечер. Вера Никитична, мать Игоря, разохалась, начала пить успокаивающие капли, затем позвонила подруге и договорилась с ней погулять, надо было прийти в себя, так она объяснила себе самой нежелание задумываться о случившемся. О том, чтобы поехать в больницу к невестке, она даже и не помышляла. За последние годы привычка считать себя пострадавшей, ведь с квартирой то пришлось расстаться, сделала ее нечувствительной к чужой боли. Старуха отлично помнила, как жена сына отказалась продавать квартиру, доставшуюся ей после смерти родителей, в которой они все тогда жили, чтобы заплатить долги блудного мужа, и втайне даже от самой себя радовалась, когда невестка все же вынуждена была распроститься с этой квартирой в центре Москвы из-за долгов уже своего сына. Когда стало ясно, что двушку на окраине города Марго купила только на себя, а им там придется быть на птичьих правах, Вера Никитична чуть не устроила скандал, но сдержалась. Женщина она была хоть и эгоистичная, но в меру, к тому же умная и понимала, что на улицу невестка ее не выгонит, не хватит у той духу. Славка, сын, было рванул в больницу к матери, но его энтузиазма надолго не хватило, по дороге он встретил знакомых ребят, рассказал им о своей беде, и они дружно пошли в магазин, а как же, надо же выпить за мамино здоровье! Муж Игорь сел и стал прикидывать, что будет, если Марго умрет? А как тогда жить и на что? Его пенсия да плюс пенсия матери, пока мать жива, это очень мало для выживания троих, квартиру матери он продал, сдать совсем нечего, а то жилье, которое он купил в хорошие времена, он сдавал тайно от всех и совсем не хотел «светить» перед родственниками деньги, которые шли ему на карточку. В конце концов, там была хоть и хорошая, но однокомнатная квартира, и слава Богу, что он не успел эту квартиру подарить своей подруге, как планировал вначале. Два раза в год Игорь заявлял, что едет к приятелю на дачу и уезжал за границу отдохнуть от семьи и от бедности, в которой они теперь жили. Ему было жаль квартиру на Чистых Прудах, было жаль и ту квартиру в которой он вырос, но так сложилось. Игорь никогда не был способен анализировать события, а уж признать свою вину в чем-либо, это было за гранью его восприятия. В итоге муж размышлял, свекровь гуляла с подругой, сын пьянствовал с друзьями, а Марго лежала в палате с забинтованным лицом и ничего не хотела больше от этой жизни. Так прошли первые дни после аварии.

За окном был конец марта, и птицы разными голосами сообщали миру о начале весны, о счастье, ожидающем каждого, о любви и о зарождающейся жизни, которая непременно будет у всех вновь пришедших на эту землю самой лучшей, самой долгой и радостной. Марго смотрела на синее внезапно очистившееся небо и вспоминала, как, возвращаясь с сыном с вечерней прогулки, смотрела на окна своей квартиры, если в спальне горит свет – значит, муж пришел домой и сегодня все будет спокойно, а если света нет, значит, или придет нетрезвый или вообще не придет, зависнет у какой-то очередной девицы. Иногда она думала: «Куда девалось то, что было между ними? Пять с половиной лет института они были как попугайчики-неразлучники, потом родился Славка, и муж стал пропадать на работе допоздна. Через некоторое время появились премии и гранты и как приложение к ним различные девицы, некоторые задерживались надолго, другие исчезали через несколько дней, одна преследовала их семью четыре года, а потом нашла другой объект для своей любви и пропала. Марго все терпела из-за сына, матери, которая тогда была еще жива, да и некогда ей было менять свою жизнь, надо было работать. Так и прошли годы, в которые было все, но, кажется плохого, все же больше. «Может, принести воды или поесть? – раздался голос с соседней кровати. «Спасибо, ничего не надо, а впрочем, воды, пожалуйста, дайте». Вместо стакана воды ей вложили в руку стакан с апельсиновым соком, женщина почувствовала, как из глаз потекли слезы, бинты мгновенно промокли.