Живой пример

Ленц Зигфрид

— Зачем? — тихо спрашивает она. — Чтобы снова говорить, только говорить. Да и как бросить работу?

— Ее может делать кто угодно, — говорит Хеллер, застегивая плащ. — Уж не думаешь ли ты, что ты незаменима?

— Нет, но я знаю, что мне надо делать.

Хеллер прислушивается к звукам, которые доносятся из кабинета врача, — какое-то прерывистое веселое блеяние. Должно быть, пациент боится щекотки, думает Хеллер. Он опирается обеими руками на ее неприступный пульт и повторяет свое предложение. Но Шарлотта, склонившись над карточками, качает головой. Отступая к дверям, он осведомляется, встретятся ли они сегодня поздно вечером, как было договорено,

и она, сперва нерешительно пожав плечами, тотчас спохватывается и говорит, что они ведь уже встретились и этого, наверно, достаточно. И тогда, не очень разочарованный, он спрашивает, когда же он наверняка сможет застать ее дома. И Шарлотта долго соображает, прежде чем сказать, что в ближайшие дни она не может назначить точного времени. Хеллер и это предвидел, но все же ждет, чтобы она с ним попрощалась — я ведь сказал «до свидания» или..? — потом поднимает воротник плаща и уходит.

Если бы кто-нибудь сейчас смотрел Хеллеру вслед, наблюдая за этим удаляющимся пациентом, который вышел из приемной врача совсем не бодрой походкой, а, скорее, с унылым видом и всецело сосредоточенный на самом себе пошел по улице, то он предположил бы самое очевидное, а именно что у Хеллера только что неожиданно обнаружили серьезную болезнь, что ему назначен строгий режим. Наблюдатель, продолжая смотреть ему в спину, мог бы еще подумать, что так идет человек, обремененный каким-то несчастьем или недугом, человек, на которого слишком многое навалилось. Сырость вползает в его замшевые ботинки — подумать только, в такую погоду ходить в замшевых ботинках! Уж не иглами ли это колют ему щеки порывы ветра? Не от этого ли дьявольского массажа его бросает в жар, и кровь начинает стучать у него в висках?

Его обгоняют, спотыкаясь, двое парней, они несут на половину развернутый транспарант, который ветер так и норовит вырвать у них из рук; высоко над их головами раздувается и трепещет полотнище — они спешат доставить его на стадион; ведь Чарли Гурк должен узнать, что и персонал электростанции его сегодня приветствует. Хеллер качает головой, останавливается, прислушивается — только что ветер донес до него, в этот промозглый ноябрьский день, обрывок мелодии рождественской песни, и вот опять «…все-е спи-ит, все-е спи-ит кругом, лишь одино-око бодрству-у-ет…» Поют дети, должно быть это детский хор северонемецкого радио, который репетирует в пустой студии.

Все еще не распрямив плечи, Хеллер ускоряет шаг и только на полпути, там, где кончается ограда радиоцентра, идет медленней. Он шагает теперь по почерневшей листве, мимо блестящих луж, соображая, как покороче пройти в отель — пансион Клёвер; ни один автомобильный гудок его не пугает, ни разу предостерегающая вспышка фар не заставляет шарахнуться в сторону и выйти из оцепенения. Даже мимо неуклюжего, громоздкого здания главной комендатуры он проходит равнодушно и мимо мрачного архива тоже, где, наверно, хранится и его досье.

Он не ошибся — в отеле — пансионе Клёвер есть и черный ход, каменные ступени ведут наверх; в зыбкой темноте Хеллеру кажется, что лестница приведет его на крышу, и оттуда он попадет в чрево дома. Вот и рифленый почтовый ящик, который пытается выплюнуть все, чем его насильственно напичкали, — Хеллер считает себя вправе его облегчить; он выуживает из ящика газеты и письма, проглядывает их и несет к конторке.

За конторкой в белой наколке сидит Магда и, водя толстым пальцем по квитанциям, подсчитывает выручку; она сидит на длинных завязках своего белого передника, путается в цифрах и окончательно

сбивается со счета, когда весь почтовый улов с шумом вываливается на конторку. Она с упреком поднимает глаза на Хеллера и подчеркнуто пренебрежительно протягивает ему ключ. Он хотел бы знать, не вернулся ли уже доктор Пундт. Да, он вроде бы собирался прийти в это время, даже чай заказал, но до сих пор его чего-то нету, вон и ключ его висит. Тогда не может ли она принести чай Пундта ему, Хеллеру?

— Куда, в конференц-зал?

— Нет, ко мне в комнату.

— Если вы немного подождете, я принесу вам чай, — говорит Магда и снова складывает обе стопки квитанций.

Хеллер поднимается к себе в комнату, снимает плащ, специальной палкой задергивает шторы, скидывает, не нагибаясь, промокшие стоптанные ботинки и валится на кровать. Он кладет руки под голову, терпеливо глядит на слепящий свет лампы, видимо, сортирует и оценивает свежие впечатления, однако не приходит к окончательному выводу, но вдруг собирает в хоботок губы и выпускает струйкой воздух, словно дует на горячую картошку, берет с тумбочки пачку фотокопий какого-то текста и кладет ее себе на живот. Приподняв ногу, он на редкость прямо вытягивает ее и двигает большим пальцем, обтянутым чересчур тонким носком. Он пишет ногой в воздухе слово, возможно, это слово «дерьмо».

Это уже Магда? Ее хмурое лицо выдает, что ей снова не удалось одолеть пачку квитанций и что она решила, чтобы отвязаться, вначале подать чай.

— Вот вам чай, господин Хеллер.

— Надеюсь, он горячее, чем батареи отопления.

— А у вас недостаточно тепло?

— Многие не приезжают зимой в Гамбург, потому что здесь вечно что-то не ладится с отоплением.

— Таким небось и летом холодно.

— Ну, а в вашей комнате, наверно, жарко?

— У меня даже нет батареи, только электрическая печка.

— И больше никого?

— На что это вы намекаете?

— Может, у вас в постели есть еще какой-нибудь обогреватель?

— Пейте-ка лучше чай, пока он не остыл.

— Ваша комната расположена, кажется, над квартирой хозяйки?

— Это вам незачем знать.

— А вдруг ударят морозы: учтите, я горяч.

— Полегче на поворотах, господин Хеллер.

— Ну так как?

— Пейте чай.

Прижав к бедру фанерный поднос, Магда, посмеиваясь, идет к двери, но, прежде чем выйти, спрашивает лежащего на кровати Хеллера, которому наконец удалось несколько расслабиться:

— Все-таки интересно было бы узнать, что вы здесь, собственно говоря, обсуждаете? А, честно? — И она останавливается, уже взявшись за дверную ручку, рассчитывая на немедленный ответ.

— Что мы обсуждаем? — Хеллер запинается, задумывается и, хоть вроде бы все ясно, не знает, что сказать, но тем не менее продолжает: — Так вот, мы ищем, ищем образ, тип, личность, ну, понимаете, мужчину или женщину, которые могли бы пройти по воде аки по суху и при этом помочь как можно большему количеству людей, также не замочив ног, дойти до желанного берега.

— Вы что, смеетесь надо мной, что ли?

— Ладно, скажу иначе: мы ищем живой пример, ну, своего рода кумир, что ли, кого-то, кто ведет себя так примерно — если вы понимаете, что я имею в виду, — что в силах возбудить и в других людях желание поступать точно так же.

— Так вы, видно, в рекламе работаете? — спрашивает Магда, и Хеллер отвечает с улыбкой после некоторого размышления:

— Да, в известном смысле мы занимаемся рекламой. Подробнее я вам это расскажу, когда приду вас обогревать.