Живой труп
Шрифт:
Соседями по столику были два уже не молодых господина. Один высокий и тучный, с седеющей, но хорошо сохранившейся шевелюрой, чем-то походил на великого баснописца Крылова. Несмотря на угрюмый вид он, оказался весьма словоохотлив. Поинтересовавшись у Александра, впервые ли он посещает подобное собрание, счел долгом представить себя и соседа. Звали господина - Коргунов Павел Николаевич, и был он коллежским асессором в отставке. А сосед Константин Петрович ( сам Коргунов называл его по-приятельски Костющей) оказался кинокритиком, служившим при губернском цензурном ведомстве по делам кинопроката и печати. Как прямая противоположность отставному коллежскому асессору, он не выдался ростом,
– По первому разу вы сударь в этом вертепе, получите массу острых впечатлений - с мрачной усмешкой пообещал Коргунов.
– Не пугай молодого человека, Паша!
– перебил кинокритик.- Обычное сборище любителей клубнички.
Но она у них тут особая с идеологическим привкусом!
– возразил асессор. Приятели уже готовы были сцепиться в споре, но помешало начало действия. На окна, осекая дневной свет, упали темные шторы. Прожектор под потолком направил луч на трибуну, выхватив из полумрака фигуры Пьеро и Арлекина. В наступившей тишине раздались их голоса: грассирующий мужской и звонкий девичий. Читали стихи призывающие дать свободу чувству, спустить с цепи живущего в человеке красивого зверя. Изображающая Арлекино девица грациозно по-кошачьи изгибала спину. Пьеро тоже что-то пытался изображать, но из-за тучности фигуры получалось это не лучшим образом. Помимо призывов к освобождению звериного начала звучали проклятья в адрес православного ханжества и цензуры. Казалось, автор виршей и сами артисты так ненавидят чопорные фасады отечества, что готовы разбить на мелкие куски все здание и сплясать фарандолу на осколках. В зале это настроение явно находило поддержку. В паузах то и дело слышались аплодисменты. А за соседним столиком Александр приметил, молоденьких курсисток, слушавших поэтические призывы с каким-то религиозным экстазом.
Закончив, Пьеро и Арлекина изобразили поклон в стиле придворных короля Людовика. В зале зажегся свет и на трибуну вбежал упитанный господин во фраке и белоснежной манишке с бабочкой. Аплодисменты переросли в овации. Приветствуя собравшихся, господин простер к залу руки, а, когда хлопки стихли, начал с обращения : "Друзья мои!"
– Кто это?
– шепотом поинтересовался Александр у соседей.
– Курочкин, главный наш губернский адепт свободы - сердито проворчал Коргунов.
– Владелец книгоиздательства, по пятницам организует в своем салоне литературные вечера для либеральной публики - пояснил Костюша.
Говорил Курочкин о том же самом, развивая озвученные в поэтической заставке идеи. Однако, бившие фонтаном эмоции сменились логическими умозаключениями. Ссылаясь на Фрейда и других более свежих авторов, он пытался доказать, что укоренившаяся в отечестве, и поддерживаемая государством и церковью реликтовая мораль ведет к печальным для страны последствиям. Приводит к многочисленным личным драмам, наносит вред психическому здоровью граждан, и главное выставляет Россию в глазах всего цивилизованного мира отсталой варварской страной. Звучало весьма убедительно, но речь свою господин книгоиздатель явно затянул.
– Сколько можно воду в ступе толочь!
– довольно громко возмутился отставной коллежский асессор. На него зашикали с соседних столиков, а приятель кинокритик с улыбкой пожурил:
– Дремучий ты, Паша, человек! Люди пришли душой отдохнуть, свободы вкусить. А тебе клубничку быстрей подавай. Вот кто у нас оказывается главный любитель!
Будто услышав пожелание, Курочкин, наконец, завершил речь торжественной фразой:
– А теперь обещанный сюрприз!
Александр увидел как из противоположного конца зала, купаясь в аплодисментах, идет та самая незнакомка из итальянского автомобиля. Когда, приподняв краешек воздушного длинного платья, она вспорхнула по ступенькам перед трибуной, Коргунов опять недовольно проворчал:
– Глядишь ты, Машка Артюхина. Явилась, не запылилась! Выдрать бы розгами...
– Ну не злобствуй, Паша!
– тут же возразил его приятель - Критики пишут, что она, очень талантлива.
– Велик талант, задницу оголять!
– парировал отставной асессор.
Длинных речей актриса к счастью произносить не стала. Послав публике воздушные поцелуи, она пожелала всем насладиться просмотром и под восторженные крики упорхнула с эстрады. Показ начался. На экране замелькали отрывки из фильмов отечественного кинорежиссера, который, по утверждению Курочкина, снискал себе славу в цивилизованном мире, а в России был гоним цензурой. Почти везде в главных ролях играла Мари Армант, урожденная Мария Артюхина.
Нечто подобное Александру уже приходилось видеть в Харбине. На местных рынках за полтора два рубля всегда можно было купить кассету с фильмом эротического содержания. На мальчишниках под водку или шампанское проходило на ура. Но однажды он решил приобщить к этому жанру супругу. Анну сначала даже заинтересовало, что смотрят в мужской кампании. Но через десять минут показа она попросила:
– Саш, выключи пожалуйста!
Тут он и сам почувствовал, что такое смотреть действительно не надо. С тех пор старался избегать вечеринок с "клубничкой", за что порой становился объектом шуток приятелей. Но вот волей судьбы снова оказался зрителем утонченного эротического действа. В отличии от топорно режиссированных, отснятых в пекинских домах терпимости роликов, здесь чувствовалась рука мастера. Мари Армант, тоже не была лишена таланта. Помимо умения эффектно "оголять задницу" просматривались задатки неплохой актрисы. Александр даже подумал, что королева эротики возможно в тайне мечтала сыграть Наташу Ростову. Однако, по некоторым, пока еще еле уловимым признакам, можно было предположить, что скоро ей уже больше подойдет роль Карениной.
Минут через тридцать показа, чередовавшегося с комментариями словоохотливого Курочкина, Александр почувствовал, что с него хватит. Дождавшись, пока главный губернский адепт свободы закончит очередное вступление и на экране опять появится обольстительная Мари Армант, он подхватил сумку, попрощался с соседями, и быстро выскочил из зала. За столиком в фойе Арлекина и Пьеро мило по-семейному пили чай с кренделями и вареньем.
– Что же вы так рано нас покидаете?
– поинтересовался Пьеро.
– Дела неотложные, а так бы смотрел и смотрел, - буркнул в ответ Александр.
– Удачи в делах, сударь!
– прозвучал уже вдогонку насмешливый девичий голосок Арлекины.
Пока возвращался к стоянке, в голове крутились кадры из фильмов непризнанного в отечестве гения. Отгоняя их, словно дьявольское наваждение, он думал, что цензура, пожалуй, права. Более того, запрещать надо не примитивно пошлые эротические картинки, а именно таких мастеров жанра. И все же увиденное поселилось в сознании, продолжая дразнить животную часть человеческой природы. Выезжая со стоянки на улицу, Александр отвлекся одним из эпизодов, где Мари Армант очень эротично совращала лучшую подругу. У тут же в реальность вернул отчаянный автомобильный гудок. Успев нажать на тормоза, он увидел, как мимо на большой скорости пролетел грузовик.