Живущая
Шрифт:
– Так нам сказали плазму. Тем более, мы уже купили, – растерялись они.
– Да, да, конечно, это я просто читала. Если возможности позволяют, вы всё же спросите.
Я ушла, но потом узнала, что девушке влили кровь, которую они приобрели.
XIII
Когда я писала, что почувствовала себя особенной, я не кривила душой, и уж тем более не возгордилась. Просто я стала совершенно другим человеком, нежели была до болезни. Преподобный Серафим Вырицкий сказал: «Болезнь – это школа смирения, где воистину познаёшь немощь свою». Жадная к красивым вещам, комфортной жизни, неудовлетворённая и плачущаяся о несовершенствах личной судьбы, теперь я видела всё иначе. Мир изнутри был другой. Он был таким глубоким и ускользающим, что приходилось
Возможно, кому-то мои мысли покажутся скучными, не несущими особых действий, не представляющими ярких событий. Но я уверена, каждый, кто идёт по пути исцеления, понимает каждое моё слово, и своё состояние сравнивает с моим тогдашним, находя много общего.
Как-то в отделении у кабинета врача я познакомилась с одной москвичкой, которую дочь по знакомству отправила лечиться к нашему знаменитому профессору. Её поселили в отдельную одноместную палату с удобствами. Она ни с кем не общалась, была сама по себе. И тут она призналась, что давно наблюдает за мной и уверена, что я обязательно выздоровею.
– У вас на лице написано: «планирую жить», – обрадовала она меня, и я ещё раз нашла подтверждение тому, что моё внутреннее состояние отображается внешне.
Её персона тоже не обошла стороной моё внимание и я, встречая её в отделении, ни минуты не сомневалась, что эта женщина выкарабкается, и уже здоровой отправится в свою Москву. Тем не менее, она спросила:
– Что вы делаете, почему вам удаётся сохранять спокойствие? Глядя на вас, кажется, что ваш диагноз – максимум грипп.
Спокойствие. Ох, спокойствие мне только снится. И тут я рассмеялась:
– А вы никогда не видели, как я на перевязки хожу?
Настала очередь смеяться моей новой знакомой:
– Да где там, не только вижу, но и слышу.
Да уж, перевязки это что-то особенное. Имея низкий болевой порог, я с детства боюсь боли. Обычно меня пропускают без очереди, чтобы не нагнетала тоску на ожидающих. Я начинаю причитать за несколько минут до самих манипуляций. Например, последний раз меня держали несколько врачей. Нет-нет, вы правильно поняли, не медсестёр или санитарок, а именно врачей. Они специально приходят посмотреть на концерт. От природы не имея ни слуха, ни голоса – я пою. Правда, это больше похоже на мяуканье, но, видимо, врачам это нравится. Один держит мне голову, второй ноги, а третий стоит и только улыбается. После перевязки они расходятся. И профессор уже спокойно принимает следующих пациентов. Самое интересное, я не боюсь быть смешной. С некоторого времени я живу так, как мне комфортно.
– А вы молитесь? – почему-то шёпотом спросила меня москвичка.
– Молюсь? Это как бы отдалённо, не совсем то, что я делаю.
– Так вы не молитесь? – повышая голос, удивилась она, – знаете, здесь все молятся. И я молюсь, только, чтобы никто не видел, – хорошо, что в палате одна.
– Я не просто молюсь, я живу в молитве.
– Как это? Извините, я не поняла…
– Это больше, чем просто молитва. Я чувствую присутствие Бога во мне – всегда. Иногда забываю, но потом, когда вспоминаю, что я теперь не одна, я ощущаю такую силу, которую
– Думаю, я поняла. Но, всё-таки извините, меня интересует сам процесс молитвы. Как вы молитесь? Ну, когда непосредственно обращаетесь к Нему, – на коленях или стоя, про себя или шёпотом? Я не знаю, как правильно.
– Во время молитвы обращайтесь к Богу. Только не в пустоту, – знайте, что Он перед вами на расстоянии вытянутой руки и ближе, вы даже можете подержать Его за руки. Если бы не наши ограниченные человеческие возможности, которые находятся за пределами наших шести чувств… Но это ничего не меняет. Знаете, я каждый день целую ноги Его Сына, там от гвоздей раны, я целую их. И вы любите Его. Улыбайтесь Ему, рассказывайте о своих желаниях, просьбах, и даже более – умоляйте, кричите. У вас пойдут слезы, это будет энергетический прорыв – ваша энергия в этот момент будет очень сильной. И не бойся быть смешной. Перед Богом ты будешь его ребёнком – открытым, честным, откровенным и просящим. А людям этого не показывай, это только твоё дело –твоё и Бога. Если будешь так делать, ты исцелишься.
Мы не заметили, как перешли на «ты». Прям там, у кабинета врача мы вместе плакали, потом над чем-то смеялись, а потом она доверила мне секрет. На днях она посетила одного экстрасенса – женщину немолодых лет. И той было видение, что моя знакомая тоже имеет экстрасенсорную силу, стоит только захотеть. Естественно, у меня в тот же день появился телефон этого экстрасенса, и я была записана на приём с Лорой и Марийкой.
В назначенный день мы втроём сидели в комнате со старыми книжными шкафами и продолговатым кофейным столиком посредине. Экстрасенс решила сэкономить время и приняла нас оптом, то есть одновременно троих. Она достала чистый лист белой бумаги и начала по нему читать. Оказывается, её невидимый собеседник увидел у нас дар, причем, у всех троих. Марийке надо немного подождать и прийти к ней позже. Лоре тоже надо время, чтобы открывать способности для большей успешности. А вот я уже могу использовать свой дар прямо сейчас. Подружки посмотрели на меня с уважением. И чтобы их не разочаровать, я попросила лист бумаги и, чеканя, по слогам, произнесла:
– Дорогие присутствующие в этой комнате, не переживайте ни о чём…
Экстрасенс изобразила крайнее удивление и немного восхищения, но когда я продолжила дальше, она сделала сердитое лицо.
– Это всё обман. Как в сказке – король-то голый, – завершила я своё чтение.
– Ну, вы шутите, шутите, только всё, что я сказала, это чистая правда, – пытаясь изобразить улыбку, экстрасенс проводила нас до двери.
Думаю, моё недоверие не возымело действия на моих подруг, на Лору так точно. Как я узнала позже, она даже пыталась лечить свою маму по методикам, которые ей дала экстрасенс. Правда, потом её мама много молилась и просила меня поговорить с Лорой, чтобы выбросила из головы всю эту чушь. Это было последней каплей, после чего я окончательно перестала ходить по экстрасенсам.
Тем более, моя любимая часовня всё так же находилась на территории больницы, и вход был всё по тем же дням. В моей жизни было достаточно грехов, и отсутствие исповеди омрачало меня. Назначив день, я отстояла получасовую службу и стала ждать очереди, чтобы записаться на исповедь. Почему-то здесь было так, нужно заранее записываться. Женщина-церковница, с которой мы давно познакомились и испытывали друг к другу взаимную человеческую симпатию, как будто не замечала меня. Передо мной прошло несколько пожилых людей без очереди, – неужели их душам надо очищаться больше, чем моей? В конце концов, мне всё это надоело, и я ушла. Только потом я поняла, что не была готова к исповеди. Рассказать всё, как на духу я бы не смогла. Видимо, моё время ещё не подошло, и церковница это знала. Но смутило меня в тот день не только это.
Всю службу на меня пялилась моя «доброжелательница». Откуда только и взялась? Раньше я её здесь не видела. Бедная женщина просто мучилась, в упор глядя на моё лицо. Мои губы после татуажа давно приняли естественную форму, оставив только приятный цвет карамели. Мало того, что она поедала меня глазами, она начала что-то шептать, вернее, шипеть, глядя в мою сторону. Сначала меня это позабавило, потом стало надоедать. Натянув на самое лицо свой голубой шарфик, я забылась в молитве, представляя, как за алтарём мне с иконы улыбается Всецарица.