Живущий Правдой
Шрифт:
– Отмечать будете в Доме Ликования, – мягко возразила старшая дочь. – Правитель распорядился приготовить грандиозный праздник в честь твоей победы.
Хармхаб чуть не выругался. Он терпеть в последнее время не мог дворцовых пиров. Все проходит по-дурацки, чинно. Сначала нудная церемония с хвалебными речами и вручением наград, затем еще более нудные молитвы. Надо же было поблагодарить богов за победы. Как будто это они потели в горах Куши, бились насмерть с нехсиу и голодали неделями в пустыне. А Хармхаб – всего лишь исполнитель воли Всевидящих. Только после всего этого начинается пир. Так и там не напьешься. Сиди,
– Кто этот славный ребенок! – умиленно всплеснула руками Шеээрэрэ, увидев Сети. Мальчик еле живой от усталости появился во дворе, сгорбившись под тяжестью чехла со стрелами.
– Это не славный ребенок, а мой оруженосец, – пробурчал Хармхаб.
– Неужели в армию некого набирать. Уже детей призывают? А ноги-то как сбил! Почему он босиком?
– Чего ты понимаешь в армии! – насупился полководец. – Армия – дело мужское. Посмотри, во что ты двор превратила, прямо как в храме Непорочных Жриц Изиды49.
Но Шеээрэрэ, не слушала отца. Она помогла Сети снять лук и чехол со стрелами, передала оружие слугам.
– Пойдем, я напою тебя свежим молоком и вымою. Вон, какой ты чумазый.
– Не смей с ним сюсюкать, – возмутился Хармхаб. – Он – воин, и сам сможет помыться.
Но настырная дочь увела Сети в дом, не смотря на сердитые взгляды отца.
Наконец Хармхаб с блаженством скинул с себя полинявший плащ, развязал ремешки кожаного нагрудника. Старый слуга, еще из тех, бывалых воинов наперед знал, чего хочет Хармхаб. Какое молоко!? Какие пирожки!? Рисут уже спешил к полководцу с огромным медным кубком, в котором весело плескалось холодное, неразбавленное вино. Хармхаб схватил обеими руками кубок и опорожнил его до дна. Горячие ручейки заструились по усталому телу. В голове приятно загудело. Хармхаб бултыхнулся в пруд, распугивая рыбешек. Он удобно устроился на мелководье. Обожженная солнцем спина легла на прохладный мягкий песок. Воспаленные от бессонницы глаза слипались. Тело растаяло, стало невесомым, будто слепленное из воска. Полное блаженство! Тут же подкралась дремота…
…Почему-то Хармхабу привиделся Ахйот – этот заброшенный, проклятый Солнечный город. Но ему почудилось, что он оказался в то время, когда еще город процветал. В те полные счастья дни, когда благосклонность Йота казалась безграничной. Хармхаб сидел на пороге своего красивого дома, там, в Ахйоте и наслаждался запахами цветущего сада. Мутнежмет, шелестя тонкой одеждой, подошла к нему и одарила солнечной улыбкой. Душа Хармхаба наполнилась беспредельным счастьем и радостью. Она жива? – удивился Хармхаб.
– Нет! – ответила Мутнежмет, прочитав его мысли – Я возродилась со светом.
– Ты пришла поговорить со мной? – Хармхаб не мог налюбоваться супругой. Кто может сравниться красотой с Мутнежмет. Разве у кого-нибудь были такие тонкие черты лица с озорными карими глазами, такие плавные движения и нежные руки. Пусть говорят, что ее сестра Нефернефруйот, первая супруга правителя самая сиятельная во вселенной, красотою подобна солнцу. Для всех, но не для Хармхаба. Только Мутнежмет он любил. Только ее он считал самой красивой и нежной.
– Я пришла не одна – Мутнежмет показала в сторону. Как будто тяжелые тучи поглотили яркий солнечный свет. Рядом вырос сам Сын Солнца, Эхнейот. Как всегда бледный.
Сердце тревожно заколотилось. Стало зябко, как будто Хармхаб вошел в гробницу. Откуда он появился? Раньше Эхнейот не переступал порог дома Хармхаба. Не потому что считал недостойным. Солнечный правитель никогда не ходил в гости к своим сановникам. Полководец хотел вскочить и упасть на колени перед правителем.
– Сиди! – строгим голосом приказал Сын Солнца. Он медленно снял с головы корону Обеих Земель, обнажая бритый вытянутый затылок, напоминающий большое яйцо. Корона представляла собой красную тиару, а внутри белый высокий колпак. Тиару обвивала золотая кобра. Правитель поставил на стол перед Хармхабом символ власти и сказал тоном, каким взрослые отчитывают провинившихся детей:
– Признайся, ты мечтал завладеть ей?
Хармхаб почувствовал, как ему становится стыдно, и Эхнейот видит отражение стыда не его лице. Знает все, что он думает. Читает его сердце. Слышит все, что хранит Эб Хармхаба. Бывало! Иногда возникали такие мысли. Да! Как-то представлял себя правителем, сидящим на троне со всеми регалиями, а вокруг строй сановников. Но это – всего лишь грезы. Любой чиновник иногда представляет себя правителем. Что в этом осудительного? Он не добивался трона. Полные губы Эхнейота расплылись в презрительной улыбке.
– Любой чиновник, говоришь! Все вокруг – черви. Только ты можешь надеть корону. Бери!
Хармхаб послушно потянулся к священному венцу. Он попытался взять корону со стола, но она оказалась изготовлена из камня. Он никак не мог ее поднять. Золотая кобра, обвивавшая красную гранитную тиару, зашипела, хищно расправив капюшон, и попыталась вонзить острые клыки в руку полководца.
– Что? Не получается? – правитель залился утробным каменным смехом.
– Верховный жрец Та-Кемет и лучший друг правителя, мудрейший Эйя! – пропел рисут над самым ухом.
Хармхаб вздрогнул всем телом. С облегчением понял, что очнулся от кошмара! Солнце слепило глаза. Прохладная вода ласкала тело. Привидится же такое. Хармхаб захотел еще выпить полную чашу вина.
– Принеси-ка мне неразбавленного, красного, – хрипло приказал он рисуту.
– Верховный жрец Та-Кемет и лучший друг правителя, мудрейший Эйя! – еще раз, чуть ли не шепотом повторил слуга.
Что там рисут сказал? Кто пришел?
Полководец поднял глаза. Над ним возвышался жрец в длинной желтой одежде высшего сана. Через плечо шкура леопарда переливалась чистым мехом. В сухой жилистой руке длинный посох, на верхушки которого поблескивал золотой анх. Черты лица расплывались. Хармхаб никак не мог сосредоточить взгляд. Наконец лицо верховного жреца Йота приобрело четкие формы. Перед ним предстал Эйя. Высокий крепкий старик с вечно каменным выражением и безучастным холодным взглядом. Бритый гладкий череп сиял, так что можно нимб увидеть вокруг. Лицо высохшее, но морщинки разглажены, насколько это возможно, особыми мазями. Глаза тонко подведены черной тушью.