Живые цифры

Успенский Глеб Иванович

В. Г. Короленко писал в своих воспоминаниях, что очерк «Квитанция» произвел на него такое сильное впечатление, что он от волнения его «не мог дочитать громко до конца» (В. Короленко, Собр. соч., т. V, изд. «Правда», М., 1953, стр. 36).

Стр. 504. Дипломат— длинное пальто особого покроя.

III. ДОПОЛНЕНИЕ К РАССКАЗУ «КВИТАНЦИЯ»

Очерк впервые напечатан в «Северном вестнике», 1888, II. Успенский много работал над этим очерком: в его архиве сохранилось несколько рукописных редакций очерка и три комплекта гранок. Замысел написать произведение на эту тему возник еще ранее. В письме к А. С. Посникову в середине декабря 1887 года Успенский сообщал, что он напишет для «Русских ведомостей» очерк с изложением брошюры Михайлова. Очерк в газете не появился, но сохранившуюся в архиве Успенского рукопись с названием «Брошенные дети» (первоначальное зачеркнутое заглавие: «26000 брошенных детей») можно считать первой редакцией очерка, написанной для «Русских ведомостей». Для текста очерка в «Северном вестнике» Успенский заново написал начало (кончая описанием статуи Свободы), уже с заглавием «Живые

цифры. III. Еще двадцать шесть тысяч квитанций», однако со значительными разночтениями в тексте сравнительно с окончательной редакцией. К этому новому началу Успенский, в качестве продолжения, присоединил рукопись «Брошенные дети», зачеркнув заглавие ее. Первый вариант чистых гранок точно воспроизводит в вышеизложенном порядке обе рукописи, за исключением конца, который набирался с отдельной рукописи, написанной позднее. Однако Успенский и эту корректуру, в свою очередь, подверг тщательной и, в некоторых частях, коренной переделке и правке, — и эти корректурные гранки сохранились в архиве Успенского. Очерк здесь получил свое окончательное заглавие; кроме многочисленных мелких исправлений, Успенский сделал ряд купюр и несколько значительных рукописных вставок; ввел печатные вставки из книги Сидорова о Раменской фабрике и третью главу очерка «Рабочие руки»; эпизод с «саратовской сарпинкой» перенес из середины в конец очерка. В журнале очерк был напечатан уже с незначительными исправлениями по сравнению с этой правленой корректурой; в конце было добавлено примечание с фабричной песней. Подготавливая журнальный текст для Сочинений, помимо небольшого числа исправлений стилистического характера, Успенский выбросил большую вставку из очерка «Рабочие руки», заменив ее подстрочной ссылкой на «Письма с дороги».

Таким образом, от редакции к редакции шла переработка Успенским всего текста очерка. Кроме произведенной им большой стилистической правки, писатель композиционно перестроил весь очерк, значительно расширил его по материалу и углубил темы, поднятые им в первоначальных вариантах. С другой стороны, из ранних редакдий в «Северный вестник» и в Сочинения не вошли, вероятно по цензурным соображениям, многие сильные и образные выражения Успенского по поводу существующего строя с всевластным «купоном» в его основе, допускающего в отношении к трудящимся «возмутительные явления»; выпущены слова относительно «наглого душегубства», проявляемого заводским начальством к работницам; исключены заметки об ошибках земельной реформы 1861 года и их последствиях, и др.

О нарушении семейных устоев в деревне во время развития капитализма и о горькой судьбе женщин и детей на фабрике Успенский не раз писал в своих произведениях, начиная с середины 70-х годов (см. особенно очерк «Трудами рук своих», где Успенский использует книгу И. И. Янжула «Фабричный быт Московской губернии», 1884).

В изображении тяжелого положения женщины на капиталистической фабрике Успенский близок описанию жизни английских работниц в труде Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Однако, правильно отмечая отрицательные стороны женского труда при капиталистическом производстве, Успенский, не учитывая исторической роли рабочего класса, не отметил относительно прогрессивного значения в привлечении женщин и подростков к работе на фабрике. Ленин считал, что «…крупная машинная индустрия толкает вперед их развитие, повышает их самостоятельность, т. е. создает такие условия жизни, которые стоят несравненно выше патриархальной неподвижности докапиталистических отношений». [7]

7

В. И. Ленин. Сочинения, т. 3, стр. 481.

Успенский в этом очерке допустил и некоторое увлечение мануфактурным способом производства «саратовской сарпинки» немцами-колонистами. Правда, его неверные выводы отчасти оправдываются тем, что немецким колонистам в царской России предоставлялись замечательные условия по сравнению с русскими крестьянами (см. также отзыв Успенского о другой немецкой колонии в очерке «Якобы „дела“»). Народнические увлечения кустарной промышленностью и противопоставление ее капиталистической промышленности как самостоятельной, как истинно народной промышленности были раскритикованы Лениным, который называл работу на дому худшей формой эксплуатации крестьянина и считал, что «…работа на дому нисколько не устраняет понятия капиталистической Мануфактуры,а, напротив, иногда является даже признаком ее дальнейшего развития». [8]

8

Там же, стр. 361.

Стр. 511. …во время поездки по Дону. — Поездка по Дону была совершена писателем в августе 1887 года; впечатления отнее отразились в очерках «Мелкие агенты крупных предприятий», «Рабочие руки» и «Пока что».

Стр. 514. Я однажды сам ехал со старухой-крестьянкой… — Успенский об этом же рассказывает в первом очерке «Из деревенского дневника».

IV. «НОЛЬ — ЦЕЛЫХ!»

Очерк впервые напечатан в «Северном вестнике», 1888, III. Сохранились четыре рукописных варианта начала очерка, в котором Успенский разъяснял смысл своеобразного написания заглавия; полная наборная рукопись; гранки с наборной рукописи без авторской правки; гранки третьей и четвертой глав очерка с авторской правкой, в основном стилистического характера, и от руки написанным концом очерка, где говорится о «сущности народного строя» в противопоставлении его со строем «купонным». В недошедшей до нас последней корректуре Успенский продолжил работу над художественной отделкой произведения; однако там же цензурой (это

утверждает сам Успенский — см. выше, стр. 647) были сделаны значительные купюры в конце очерка, как раз в той части, где давалось теоретическое обобщение системы художественных образов очерка. Оказались вычеркнутыми строки с резкими высказываниями писателя о буржуазном строе общества, в котором «господин купон» создает «мнимые величины» — буржуа, а «настоящие и целые» — народ низводит до состояния «дробей». Так, не вошли в печатный текст строки с убийственной характеристикой жизни буржуазного общества: «Полнота-то жизни, оказывается, таится в миллионе. Благодаря ему можно сотни и тысячи десятичных дробей заставить служить нулю и наполнить его жизнью до того, что он будет походить на нечто целое». И далее, следующая купюра: «И пользуясь всем этим, человек в самом деле похож на „целое“. Но для всего этого нужно, чтобы купон изуродовал целые массы людей, превратив их в дроби. Ведь это дроби готовят два ленча — малый и настоящий; ведь они же „воспитывают“ детей, они делают японские веера, возят в Озерки, шьют сапожки, делают иголку для вышивания полотенца, делают фотографии, чтобы полюбоваться собой; делают нищих старух, чтобы им благотворить, и заставляют поэтов терзаться жизнью… Купон все может сделать: он пойдет в книжный магазин, отдаст два рубля за том, написанный кровью, — и съест этот том с аппетитом. Он отовсюду берет чужое потому, что у него своего ничего нет. И что бы было, если бы купон вдруг, как золотая рыбка, „лишь хвостом по воде плеснувши“, исчез в „глубокое море“. Убегут десятичные дроби, и то, что казалось целым и полным, окажется только нулем!». Исключена из печатного текста и концовка очерка с упоминанием о «воплях и стонах раздробленного купоном европейского человека» и обещанием коснуться этой темы в «особом дополнении» к этому очерку. Эта купюра лишила Успенского возможности продолжить цикл очерков, о чем он с горечью пишет А. М. Евреиновой (см. выше, стр. 647). Совершенно очевидно, что из-за строгого запрета цензуры того времени иронически упоминать о религии и служителях духовного культа выброшены насмешливые строки в разговорах крестьянина с Василием на тему об увлечении Василия религией в ущерб крестьянскому хозяйству, — эти купюры в настоящем издании восстанавливаются. Для Сочинений Успенский сделал очень небольшое количество поправок стилистического характера.

В произведениях Успенского второй половины 80-х годов мы много раз встречаемся с резкой критикой основ буржуазной семьи и с противопоставлением ее крестьянской трудовой семье. Успенский подчеркивает при этом, что он прекрасно видит «суровую действительность народной жизни» и вовсе не идеализирует тяжкую жизнь крестьянки при капитализме, но он отделяет от этой действительности «сущность народного строя», заключающуюся, по его мнению, прежде всего в трудовой основе жизни всейкрестьянской семьи и тесной связи ее с общественной, мирской жизнью всего крестьянского общества. Своим очерком Успенский хотел сказать, что трудящийся человек ни при каких обстоятельствах не может быть «нолем».

В эпизоде с «воздушным» человечком Успенский, в противоположность утверждениям народников, показывает обременительность общинного владения землей для крестьянина-бедняка, которому выгоднее уйти из деревни и платить «с пуста», чем нести на себе все тяготы мирских поборов.

Основная часть очерка построена на материале цитат из писем незнакомки к С. Я. Надсону, напечатанных в выдержках вскоре после смерти поэта в «Книжках недели», 1887, XI, стр. 1-78, под названием «С. Я. Надсон и графиня Лида». Переписка поэта в последние семь месяцев его жизни (с 22 мая 1886 года по 12 января 1887 года), прерванная его смертью, с женщиной, инкогнито кото*ърой Надсон не пытался сам раскрыть и знал ее лишь по присланному ею портрету, возбудила много шуму и толков как в обществе, так и в печати. Друзья поэта даже воспользовались этим успехом для выпуска переписки в полном виде отдельным изданием с целью использовать полученные от продажи этой книги деньги на памятник Надсону. Книга (в 136 стр.) была набрана и сброширована в Петербурге с небольшим предисловием и послесловием, в которых указывалось, что адресат остался неизвестным, но что 24-летняя графиня Лида умерла вскоре после смерти Надсона, горько оплакивая его гибель. Однако прошли слухи, что «графиня Лида» — вовсе не графиня, а здравствующая жена скромного чиновника, мать четырех детей. Эти слухи проникли в печать, в «Новом времени» появились заметка и саркастический фельетон В. П. Буренина, что заставило организатора издания этой переписки, А. Н. Плещеева, отказаться от мысли выпустить ее в свет (А. Евгеньев. Пропавшая книга — «Исторический вестник», 1910, I, стр. 195–202). В ответных письмах Надсона разбросаны важные признания автобиографического характера, высказано много интересных мыслей, в частности дана уничтожающая характеристика светского общества, но внимание читателей было привлечено письмами и обликом самой «графини Лиды». Явная симпатия поэта к не лишенному литературного дара перу его адресатки, с другой стороны, воспевания ее поэтами Андреевским, Мережковским и др., а также скандальние, но бездоказательные разоблачения «графини» в газетной прессе еще более возбудили интерес публики к этому «роману» между аристократкой и поэтом-«плебеем». Успенский постарался разрушить создавшееся поэтическое впечатление от образа «графини». Он проанализировал письма с точки зрения демократа-социолога, сорвал с них блестящую мишуру «красивости» и показал читателям ничтожество и пустоту жизни, дум и стремлений «графини Лиды» — женщины, принадлежащей к верхушке буржуазного общества.

Стр. 530. Luncheon(англ.) — завтрак.

— Governess(англ.) — гувернантка.

— Nursery-room(англ.) — детская комната.

Стр. 532. Бонмотист(франц.) — острослов.

— Bon enfant(франц.) — добрый малый.

— Factotum(лат.) — человек, везде присутствующий и все делающий за кого-либо другого.