Живые фонарики
Шрифт:
Рассмотрел и видит — одна ножка сломана.
— Брось его, — сказал соседский мальчишка. — Зачем тебе с ним возиться!
А какой-то старик прохожий говорит:
— Не слушай его — помоги птенцу. Доброе дело даром не пропадает.
Андрюшка пожалел малыша. Принёс его домой. Показал папе и маме. Стали бедняжку лечить. Осторожно выпрямили его сломанную лапку, прибинтовали к двум спичкам, чтобы она срослась.
Мальчик не отходил от птенца. Давал ему червяков, букашек, но тот ничего не ел, не пил. И только когда Андрюша из своего рта в жёлтый ротик птенчика влил несколько капель подслащённой
Потом научился есть и пить сам. Скоро окреп, выровнялся. Ножка срослась, но не сгибалась. Поэтому он прихрамывал. А когда стал летать, не мог её подгибать, и одна ножка у него болталась в воздухе. Андрюша назвал его «Птичик».
Когда Птичик стал уже взрослым, Андрюша вместе с ним вышел в сад… Дома Птичик любил сидеть у него на плече. Любил чистить нос об его стриженые волосы и этим очень смешил всех знакомых. Андрюша думал и здесь, среди ребят, похвалиться его фокусами.
Набежали мальчишки со всего двора. Птичик испугался, вспорхнул и исчез среди мелькающих в небе ласточек.
— Вот тебе и «доброе дело даром не пропадает»! — смеялся тот самый мальчишка, который советовал бросить Птичика ещё весной.
Огорчился Андрюша, даже обиделся. Пришёл домой, и обедать ему не хочется. Несколько дней ходил совсем грустный, не гулял и даже в кино не хотелось идти.
И днём окна открытыми держал и на ночь форточку отворял — нет, исчез Птичик. Нашёл, наверное, своих родителей, нашёл своих братьев и резвится с ними над крышами города… Забыл про Андрюшу.
Стал забывать и Андрюша про спасённого птенца.
Пришла осень, за ней зима, снова наступила весна, и вот опять в свои домишки под крышами вернулись ласточки. Было их теперь больше. Ничего! Люди за это время новые дома построили, и у новых карнизов ласточки себе избушек наделали.
Андрюша внимательно наблюдал за их работой и вдруг радостно закричал:
— Папа! Мама! Наш Птичик! Вон он, вон, у него не убирается одна ножка!
И верно, это вернулся из южных стран спасённый Андрюшей птенчик, теперь уже взрослая ласточка.
Над Андрюшиным окном заняла она домик своих родителей, и вскоре у неё появилось трое малышей.
Целые дни, с раннего утра до позднего вечера, носилась хромоножка — всё ловила для своих детишек мошек и комаров.
И однажды оказала Андрюше такую услугу, о которой и сама не догадалась.
Андрюша лёг спать при открытом окне. И в это время в сумерках поднялась из лужи толстая, брюхатая, заразная малярийная комариха. И потянулась на тепло. Летит к Андрюшиному окошку — чует тёплое дыхание. Спит он и беды не знает. И хромоножка уже на краю гнезда вздремнуть устроилась.
Вдруг слышит — гудит комар. Насторожилась, вспорхнула стремительно, как истребитель-перехватчик, — хвать комариху и проглотила!
Ласточке комар только на пользу, а человека от
Никто этого так и не узнал. Андрюша и до сих пор не уверен, что доброе дело даром не пропадает.
А напрасно. Старые люди верно говорят.
ДОКТОР ТУКТУК
Сандрик был самым обыкновенным мальчиком, каких много в детском саду. И вдруг ему повезло. Он так здорово заболел, что познакомился с самым знаменитым в городе доктором. Этот высокий, худой дядя в очках, в чёрном-чёрном костюме и белом-белом халате, завидев его, улыбался и говорил:
— Здравствуй, Сандрик. Ну как, скрипишь?
— Скриплю, дядя Туктук!
И действительно, в груди у мальчика что-то поскрипывало, когда доктор велел ему сильно дышать и, приложив к рёбрам трубку, постукивал по его косточкам пальцами: тук-тук.
— У меня там кто-то сидит, да?
— Да, братец, сидит.
— Червяк? — любопытствовал Сандрик.
— Похоже, и не один, а многовато… — отвечал доктор.
— А если их достать и раздавить? — Сандрик сжимал кулак.
— Так и сделаем, только мы их раздавим там, внутри. Сделаем такую операцию… Только слабоват ты… вначале отправим тебя на курорт.
Сандрикова мама смотрела на доктора с надеждой, а сама говорила:
— Когда же вы сами-то на курорт… Все худеете да чернеете. У нас уже все толстые на курорты слетали: кто на запад, кто на юг!
— Мне нельзя, моя дорогая, — улыбался доктор, — не могу бросить своих больных…
Доктор и в эту осень остался в городе, а Сандрика отправили на курорт. Только не на юг, а в лохматый сосновый лес. Сандрик поселился в доме с большими, широко открытыми окнами и спал на балконе даже в холодную погоду, в спальном мешке. Это всё было очень интересно.
Не каждому удаётся жить в таком доме и спать в таком мешке, в каких спят полярники на Северном полюсе. Вместе с Сандриком в комнате жило пять мальчиков, а в соседней — шесть девочек.
И всё же Сандрик завидовал самым обыкновенным местным мальчишкам, которые бегали и играли вокруг дома, как им хотелось. Никто не сопровождал их, когда они ходили в лес собирать орехи, грибы; никто не запрещал им стрелять из рогаток.
Девочек и мальчиков туберкулёзного санатория водили в лес строгие няни, чтобы дети дышали полезным сосновым воздухом, но баловаться не позволяли, ни-ни… А ребятам без баловства — как без воздуха.
Вот другим ещё ничего, а Сандрик начал всё больше бледнеть и хиреть. Его поместили в отдельную комнату, которая называлась очень страшно — изолятор. И из этой комнаты он уже никуда не выходил, а только смотрел в окно, как гуляют Другие.