Живые и мертвые (Живые и мертвые, Книга 1)
Шрифт:
Синцов взял из рук Мишки нож, остатки консервов и улыбнулся.
– Ну, как там Москва? – спросил он, когда Мишка прожевал тот последний кусок мяса, который он все-таки не удержался и подцепил ножом, уже передавая банку Синцову.
– Скажешь, вру, но Москвы я не видел. Два раза подскакивал с фронта на несколько часов: сдать фото – и обратно. Да, знаешь, – вдруг весело вспомнил он, – Ковригина из «Звезды» под Минском убило. Хороший был парень, жалко!
Ковригина ему было действительно жалко, но он был очень рад, что
Перебив его, Синцов спросил, как он после всех поездок смотрит на общее положение.
Но Мишка никак не смотрел на общее положение: что фашисты нам, как он выразился, крепко прикладывают – это он видел своими глазами, а что мы все равно побьем их, нисколько не сомневался.
Говорить на серьезные темы ему не хотелось, и он откровенно обрадовался, увидев свой вернувшийся с заправки пикап.
– Харчи достал? – спросил он шофера.
Шофер вытащил из пикапа буханку хлеба. Мишка отломил половину и снова стал есть. А Синцов пошел представляться вернувшемуся с передовой заместителю командира дивизии.
Замполит был плотный, длинноносый украинец с большими вислыми усами, делавшими его больше похожим на командира, чем на политработника. Он хмуро, но терпеливо выслушал Синцова и сказал, что не знает, где на сегодняшний день Политуправление фронта: фронт переместился, но штаб армии стоит под Чаусами, и там Синцову, наверно, скажут, где Политуправление фронта.
Синцов объяснил ему, что, прежде чем ехать в армию, хочет завтра вдвоем с фотокорреспондентом побывать за Днепром, в том полку, где сегодня подбили много немецких танков.
Замполит отнесся к этому предложению все с тем же хмурым терпением и сказал, что он сам оттуда, но ехать туда лучше с ночи: днем можно и не проехать. А если ехать ночью, то надо взять на машину провожатого.
– Ничего, мы уже старые фронтовики, сами доедем, товарищ полковой комиссар, – дожевывая хлеб, развязно сказал Мишка и вразвалочку подошел к замполиту.
– Старые вы или молодые – не знаю, а без провожатого не поедете! – отрезал тот. – Сейчас мой инструктор политотдела поест и поедет с вами. Будете только фотографировать или писать?
– И то и другое, – сказал Мишка.
– Будете писать, – обращаясь к Синцову и игнорируя Мишку, все тем же хмурым тоном сказал замполит, – дислокацию частей не раскрывайте. И так немцы слишком много знают, как в воду смотрят, мать их!.. – неожиданно выругался он; хотя он вернулся из полка после удачного боя, но, очевидно, его угнетало что-то такое, о чем он не говорил.
– Товарищ полковой комиссар, командир партизанского отряда приехал, – подойдя к замполиту, доложил молодой политрук.
– Хорошо. А вы сейчас поешьте и поедете обратно к Серпилину вот с ними, на их машине, – замполит кивнул на Синцова и Мишку, повернулся к слезшему с лошади
Через час пикап, тихонько постукивая досками, миновал днепровский мост и въехал в Могилев. Напротив госпиталя, где еще утром лежал Синцов, у тротуара стояли грузовики, и к ним длинной вереницей, тихо, друг за другом, плыли на руках носилки с тяжелоранеными. На следующем перекрестке, накрывшись плащ-палатками, дремали у зениток орудийные расчеты.
Все в городе делалось как-то особенно тихо: тихо проверяли документы, тихо показывали дорогу; во всем чувствовался обрадовавший Синцова порядок. Пока они ехали через мост и по городу, их задержали один за другим три ночных патруля.
Наконец, уже на самой окраине Могилева, политрук остановил машину у одноэтажного домика.
– Сейчас я справлюсь, не переехал ли Серпилин, – сказал политрук, предъявил документы часовому и скрылся в воротах дома.
За плотно занавешенными окнами слышались голоса. Через минуту политрук вышел обратно.
– Здесь оперативная группа дивизии, и командир дивизии сейчас здесь, – тихо сказал он Синцову, и тот вспомнил грузного полковника, кричавшего по телефону: «Я еду, еду к тебе, Серпилин!»
– А где Серпилин? – спросил Синцов, который так часто слышал сегодня от разных людей эту фамилию, что казалось, он уже почти знаком с этим человеком.
– На прежнем месте, – сказал политрук.
Они миновали последние дома окраины, свернули на мощеную дорогу, проехали под железнодорожным мостом и снова наткнулись на выскочивших из кустов патрульных. На этот раз их было целых четверо.
– Порядок! – сказал Мишка.
– Где войска, там и порядок, – отозвался политрук.
Патрульные проверили документы и приказали загнать пикап в кусты. Двое остались с пикапом, а двое других сказали, что проводят товарищей командиров до места. Один пошел впереди, а второй, с винтовкой наперевес, – сзади. Синцов понял, что их не только провожают, но и на всякий случай конвоируют. Спотыкаясь в темноте, они спустились в ход сообщения, долго шли по нему, потом свернули в окоп полного профиля и наконец уперлись в дверь блиндажа. Первый из патрульных скрылся в блиндаже и вышел с очень высоким человеком, таким высоким, что голос его в темноте слышался откуда-то сверху.
– Кто вы такие? – спросил он.
Мишка бойко ответил, что они корреспонденты.
– Какие корреспонденты? – удивился высокий. – Какие корреспонденты могут быть здесь в двенадцать ночи? Кто ездит ко мне в двенадцать ночи!
При словах «ко мне» Синцов понял, что это и есть Серпилин.
– Вот положу сейчас всех троих на землю, и будете лежать до утра, пока не удостоверим ваши личности? Кто вас сюда прислал?
Синцов сказал, что их прислал сюда заместитель командира дивизии.