Живые в эпоху мертвых. Дилогия
Шрифт:
– Тьфу, ты, пропасть. Мокрый то он какой. Ты чего? Обоссал его что ли?
– дурашливым тоном спроcил он у второго вошедшего.
Второй же забубнил что-то в свое оправдание.
Первый засмеялся лёгким открытым смехом.
– Да шутка юмора это. Не бери в голову. Похоже действительно клиент жесткий эпилептик. Вообще выглядит так, как будто его сульфурой покрестили.
– Чо?
– Хрен тебе через плече. Слышал что-нибудь про карательную психиатрию?
– Ну, чета типа было,- голос второго замер
– Ну вот, мой крутолобый приятель, ведь можешь когда хочешь. Все правильно.
Второй человек радостно засопел.
– Вот сульфура или сульфозин - это оно и есть. Вколят тебе такую дрянь под лопатку или в жопу твою толстую, и начинаешь ты, родненький, пятый угол искать. Кстати нужно будет клиента к мозгоправам нашей Бэлки отправить, пусть они с ним разберутся, а то тут явно помимо невролога еще и психиатр требуется.
– Ну, да, - с сомнением протянул второй.
– А после того как они мозги-то ему разберут, обратно их смогут собрать то? Или как обычно?
– Если мозги не соберут, то никто его слюнявого здесь держать не будет. Детишкам на тренировку отдадут или в лабораторию на полезные и вредные эксперименты пристроят. Все равно даром не пропадет, - оптимистично закончил первый.
Жесткие пальцы первого принялись мять тело Кощея: руки, ноги, живот и шею.
– Надо же, как накрыло болезного, - даже с сочувствием в голосе сказал первый.
– Я такого затяжного приступа никогда не видел. Он, скорее всего, и шизой страдает. Ведь не зря все на него валят. Ужасы такие рассказывают. Настоящие психи тоже подчинять себе людей умеют. Попадешь к такому в секту и сразу мозги у тебя на бикрень. Слышишь меня, Горохов.
– Ну, - выдал лаконичный Горохов.
– Вот ты, Горохов, принимал участие в деятельности тоталитарных сект?
– Чо?
– Нет, тебя, пожалуй, туда не пустили бы.
– Это почем это? Я чо, ущербный какой?
– Нет, Горохов. Ты слишком не ущербный. Ты бы им все их корыстные планы сломал.
– Слышь, ты, трепло, - разозлился второй человек, чувствуя подвох в словах первого.
– Я человек простой и умников совсем не люблю. Вот дам сейчас в рыло и вместе с этим сульфозином привяжу. Будешь тут в трубочку писать.
– Эх, Горохов, совсем плохо у тебя с чувством юмора, - огорченно сказал первый, а затем сразу переключился с Горохова на Кощея:- Ты смотри! Этот псих грушу выплюнул.
– Чо?
– Горохов, вы видишь, что у него соска не во рту, а к щеке примотана.
– Ну.
– Так это он ее выплюнул. Понимаешь?
– Так давай я ему обратно ее засуну. Там еще у меня палка вчерашняя есть. Может ее лучше?
– Расслабься, Горохов. Обойдёмся грушей. Палку в рот ему совать не будем, как бы тебе этого не хотелось. Я понимаю, что палка у тебя здоровенная.
– Нет,
Первый опять заливисто и легко засмеялся. Горохов озлобленно засопел.
– Ладно, ладно. Пошутил я. Эх, скучно с тобой, Горохов, творческим натурам. Пусть эта сволочь без кляпа лежит. А то такие пациенты могут и палец откусить. Пойдем, друг Горохов, завтракать с водочкой. После обеда его проверим и подмоем, а то его эскулапы наши навестить хотят.
– Опять мыть?
– недовольно загундосил Горохов.
– Может они его так посмотрят, чтоб тоже видели, что он - сульфозин и все прочее.
– Нет, Горохов. В таком случае старшие товарищи могут нас неправильно понять. Ты не переживай. Мы его с пожарного шланга помоем, заодно остудим, а то сдохнет от высокой температуры.
– Ну, со шланга - это можно, - удовлетворенно заметил второй вошедший.
– Пошли жрать. У меня там еще фляжка с деревенским самогоном в подвале заныкана. Прохладненькая должна быть. Я ее вчера на базаре за пару сапог кирзовых выменял. Знатный самогон. Бражку на пшеничке пророщенной затирали, без сахара. Два месяца такая стоит, до перегонки.
Первый санитар творчески чавкну ртом, предвкушая приятную утреннюю трапезу, и тут же забыл о Кощее.
– Эх, Горохов. Вот иногда я тебя ну просто до смерти готов придушить, так ты меня бесишь. А потом ты мне такие вот подарки замечательные делаешь. Ну как тебя после этого не любить.
Горохов забубнил в ответ что-то непонятное, но, судя по интонации, он выражал полную солидарность со своим компаньоном.
Послышался топот уходящих ног. В двери звякнули ключи.
* * *
Разлеживаться им особо не дали. Дверь в палату открылась и зашла низкорослая медицинская сестра, фигурой напоминающая тумбочку или бочонок на ножках.
– Ну что, сколы, мои ясные? Разлеживаться будем или вставать?
На ее бодрый призыв отозвался только Никита. Он забурчал что-то вроде: 'Ну, еще минуточку', и накрыл голову одеялом.
– О-о-о-о, - разочарованно протянула медсестра.
– Вы чего, лежебоки? Дальше спать собрались? Таких вас девки точно любить не будут. А ну, подъем!!!
Последнюю фразу она рявкнула голосом разъяренного старшины. Мальчишек аж подбросило с кроватей. Даже лапочка Зоя выглянула из-за своей ширмы. Фраза медсестры произвела почти волшебное превращение. Внуки стояли возле кроватей, ошарашенно озираясь по сторонам.
– Молодцы, - похвалила их медсестра.
– Так держать! Видно, что толк из вас будет, бойцы. Сейчас срочно умываться. Вам уже завтрак несут. После завтрака переоденетесь вот в это.
Она положила на ближайшую тумбочку стопку аккуратно сложенной одежды.