Живым не дамся смерти 1/2
Шрифт:
– Я в этом даже не сомневаюсь. – Говорит в ответ проходимец. – Я всего лишь считаю, что человек есть сознание помыслов бога и инструмент проведения его замыслов в жизнь.
– Что ж, с этим я готов согласиться. – Убирая пачку сигарет в карман, говорит фельдшер, давая понять проходимцу, что не оскудеет рука дающего, тем более на благое дело – на продление жизни в мучениях поделом человека.
– Судя по документам, – вот так перебивает Илью фельдшер, как всеми тут догадливо понялось, то не имеющий ничего в себе святого и культурно-воспитанного, раз он залез в карман этого бессознательного пациента. И как всеми ещё понимается, то не для того, чтобы выяснить его имя и адрес его проживания, а фельдшера
– Кондратий Михайлович Бездыханный. – Озвучивает имя пациента фельдшер, вызывая улыбку напряжения на лице Лаврентия, было рефлекторно дёрнувшегося рукой в сторону шеи пациента для проверки его пульса и даже дыхания. Что немедленно было замечено фельдшером, себе в нос усмехнувшимся. Что уже слишком для Лаврентия, и он требовательно так посмотрел на фельдшера и отдал ему команду сообщить о случившемся с Бездыханным его родственникам.
– Только без этой вашей самодеятельности, с попытками из всего сделать каламбур. – Сделал уточнение Лаврентий, еле сдерживаясь от желания озвучить пришедший всем тута в голову каламбур насчёт этого пациента, когда о его состоянии спросят его встревоженные этим сообщением родственники. И как всем тут уверенно кажется, то фельдшер ничего с собой не сможет сделать и не устоит против того, чтобы сказать, что ваш папаша Бездыханный находится здесь в своём самом обыденном и стабильном состоянии, то есть бездыханным.
И что самое удивительное, так это то, что Лаврентий не сможет укорить фельдшера в таком его подходе к сообщению родственникам отжившего своё человека. Ведь при их самой сложной на всём белом свете профессии, где они каждый рабочий и не рабочий день ходят по краю бездны, между жизнью и смертью, заглядывая по ту сторону бытия человека, им чтобы сохранить себя, по крайней мере, в человеческом облике, нужно защитное средство, так называемый оберег. И этим оберегающим и сохраняющим их в здравом уме средством является их отличное от всех других людей чувство юмора. Которое только с виду кажется жестоким и этически невыдержанным. Но если сделать поправку на понимание специфики работы врача, то всё становится на свои места. И убитые горем родственники уже не так убиваются по вашему медицинскому взгляду, а они всего лишь слегка интригуют.
– Если у вас такая во мне неуверенность, то чё вы мне это дело поручаете, а не сами за него берётесь? – начинает возмущаться фельдшер.
– Хотя бы потому, что мне некогда. Да и лучше вас этого никто не сделает. – Отвечает Лаврентий. А вот это другое дело, судя по удовлетворённому виду фельдшера, выдвинувшегося во внутренние помещения больницы, где, наверное, находился телефон, с которого он и собирался позвонить и тем самым выполнить святой долг перед родственниками Кондратия Бездыханного, до этого момента ничего подобного и не подозревавших за своим родственником Кондратием, всегда, если честно, вызывавшим требовательного характера вопросы у своей супруги по вечерам в выходные, когда он пропадал за полночь. А вот сейчас он в один момент вдруг решил их без возврата на этот раз покинуть и при этом также без предупреждения и внятного объяснения вот такого своего странного со здравой точки зрения человека поступка (ну и что, что он сам обо всём этом не знал и всё так вышло спонтанно).
– И хуже тоже. – Уже в спину фельдшеру бросил эту фразу Лаврентий, как оказывается, не полностью искренний человек в лицо, в отличие от себя за вашей спиной. И это наводит на весьма опасные и сложные мысли Илью, на всё это посмотревшего с укором. А вот так смотреть
А Илья чего-то не понимает этого его вопрошание и что оно может значить. – А где я должен быть по вашему разумению? – уже сам вопрос Ильи звучит дерзко.
– Там. – Кивает Лаврентий в сторону выходной двери во внутренние помещения больницы. – В общем коридоре ожидания.
– Ожидания чего? – Илья продолжает демонстрировать неуёмность своего характера.
– А это как на то судьба укажет. – Смеет вот такое заявлять Лаврентий, расписываясь тем самым буквально в своей ничтожности и не в способности врача повлиять на жизнь своего пациента. И Илья даже не знает, что на это сказать, не понимая, чем он заслужил в глазах Лаврентия такое право на откровение.
– Вывел, сволочь. – Вытолкав в шею фигурально, а так-то в спину Илью в дверь, после её закрытия открылся перед медсестрой Лаврентий в том, чем Илья заслужил для себя вот такого искреннего подхода к нему себя, Лаврентия. Ну а вытолканному в общий коридор Илье ничего другого теперь не оставалось делать, как начать решать, что же дальше делать. Ждать каких-то вестей от Лаврентия, кто обязательно захочет на нём провести какие-нибудь свои мысленные эксперименты с применением своего специализированного чувства юмора, раз он сумел его так достать до рукоприкладства, либо же наладить контакт с фельдшером… – А ведь он как раз больше всего о Кондратии знает, имея в руках его документы. – Спохватился Илья, принявшись крутить головой в разные коридорные стороны, в попытке там отыскать этого столь зловредного фельдшера, сумевшего и таким образом насолить Илье.
Но ни там, ни там его не было, – а искать его, плутая по зданию больницы не очень здравая идея, – и Илья решает присесть у кабинета приёмной (нет, лучше чуть от ней подальше), чтобы посидеть успокоиться и обдумать свои дальнейшие действия здеся.
И только он присаживается на скамейку, расположенную через кабинет другой от приёмной Лаврентия, как с одной стороны коридора раздаётся шум людского движения и волнения такого, что Илья не может оставаться безучастным, и он переводит всё своё внимание в эту сторону. Где он и обнаруживает совсем скоро появление источника этого шума, а именно несколько встревоженных и запыхавшихся людей разнопланового вида – две женщины, одна молодая, а другая не такая уж молодая, и двое мужчин, один очень забористого вида, а другой более степенен и дороден.
И вся эта нервно выглядящая и взволнованная публика, не просто идёт по коридору в сторону Ильи, чем несколько его напрягла, а она ничего перед собой встречаемым не оставляет без внимания, всё вокруг разглядывает, в особой частности встречные двери, в которые она по ходу своего движения заглядывает и судя по всему тому, что эти люди демонстрируют, то они кого-то тут ищут. И как на одно мгновение при их подходе к Илье ему показалось, то и он может находиться в числе тех людей, кто будет небезынтересен для этих людей и они могут и на нём остановиться.
Но с огромным облечением для Илья сейчас же выяснилось то, что он хоть и достоин того, чтобы им могли заинтересоваться эти люди, но всё же они сюда пришли не по его душу, и они продолжили свой путь дальше. Но не настолько дальше, как уже захотелось этого Илье. А как им уже подозревалось, то до двери приёмной к доктору Лаврентию. Куда, впрочем, их всех вместе и по частям не пустили, хотя они на первом этапе, воспользовавшись внезапностью, сумели головами туда проникнуть. Но это был их временный успех и спустя практически секунды, в дверях появился доктор Лаврентий, задвинувший собой всю эту взбалмошную публику, с готовностью истерить и нервничать, если всё будет не по неё.