Жизнь бабочки
Шрифт:
– Вот, Николай Семенович, я почти все разобрал. Еще три минутки.
– Петь, ты давай мне все, как есть. Я сам посмотрю. А то тут уже ругаются.
Маня быстро спросила:
– А вы не знаете, к кому врач должен прийти?
– Не знаю, девушка. Но если вам сказали идти, идите. А то в следующий раз вообще не пустят.
Она оглянулась на парня, но тот сразу отвернулся и принялся сбивчиво и подобострастно желать старичку скорейшего выздоровления. Маня спросила:
– Ваш родственник?
– Нет, слава богу! Руководитель…
– Чего?
– Диплома…
Парень торопливо собирал оставшиеся бумаги в сумку, и
– А вы случайно не знаете, где лечащего врача найти можно?
– Понятия не имею. Но с вами сейчас никто разговаривать не будет.
– Почему?
– Потому что у них какие-то приемные часы есть… По утрам, по-моему.
Парень встал и набросил сумку на плечо. Маня быстро сказала:
– Я очень волнуюсь…
Он уже шел в сторону лестниц, а Маня семенила за ним.
– А не надо зря волноваться. Если бы было что-то серьезное, вам бы сказали.
– Вы думаете?
– Уверен. У вас кто там лежит?
– Папа…
Он глянул на нее, но тут же убыстрил шаг. Они уже вышли с территории, и она не знала, куда он пойдет дальше.
– А вы где учитесь?
– В МИРЭА. Радиоэлектроники и автоматики.
– Значит, вы математик?
– Почему математик? Инженер. Буду. Может быть… А вы кто?
Она махнула рукой.
– Не пойми кто.
Он засмеялся и внимательнее посмотрел на нее:
– Это как это?
– Я в Педе учусь.
– Ну, вот. Значит, учитель. А это звучит гордо.
– Нет уж спасибо. Не хочу быть учителем.
– А кем хотите?
– Писателем.
Он присвистнул.
– Что вы говорите? И много уже написали?
Маню подмывало рассказать историю с журналом, но эпопея получалась длинной и она боялась спугнуть мгновенно мелькнувший интерес. Но парень вдруг остановился и начал что-то искать в карманах.
– Мне позвонить надо…
– А у меня карточка есть.
– Да у меня тоже есть, найти надо…
Но она уже протягивала ему свою телефонную карточку.
Поговорив с кем-то минуты три, парень повеселел.
– Пошли вон в тот дворик посидим.
Маня обрадовалась неожиданному повороту. Когда сели на лавочку, он достал из сумки пачку сигарет, предложил Мане. Закурили. Она сказала:
– У меня сегодня такой день был. Ужасный… Ну, все плохо. Все абсолютно.
Парень кивнул.
– Вот и у меня тоже. Если Семеныча не выпишут, вообще не знаю, что делать…
– Этого твоего дедульку?
– Это он только с виду дедулька. Его б энергию, да в мирных целях.
– Слушай, а тебя как зовут? Меня – Маня.
– А меня Петя.
– Ты из-за какого-то дедульки переживаешь. А представляешь, когда папа…
– Да я из-за него не переживаю. Он только косит под больного. Манера у него такая, дело не дело – проверяться. Любит себя до безумия. Ну, ложился бы хоть не в дипломное время…
Выяснилось, что у Пети через два дня защита диплома, а Семеныч мало того что замучил претензиями, так еще за неделю до защиты лег в больницу. Видите ли, у него плановое обследование. Правда, обещал к защите выписаться. Но он и там угомониться не может. Петя ему уже третий раз что-то пересчитывает, а тому все не так. Когда он выбирал руководителя, сразу объяснил, что хочет в аспирантуру. Семеныч сказал, что обещать ничего не может, все будет зависеть от Пети, но он на Петю очень надеется. А сейчас поет, что об аспирантуре
– Ладно, пора. Мне тут еще его каракули разбирать.
По дороге к метро Маня судорожно соображала, как бы поудачнее ввернуть про редакцию, но сейчас это звучало как-то неуместно.
– А у меня тоже такое творится. Я уж тебе в другой раз расскажу.
Петя намек не понял и телефон не попросил.
Весь вечер Маня думала, как бы отговорить маму от завтрашней поездки в больницу. Тем более отец вечером позвонил, они долго разговаривали, в основном, как она поняла, о ее рассказе. А потом еще она взяла трубку. Отец шутил, велел не кукситься, мол, не сразу Москва строилась, главное, не сдаваться, и все получится. Маня немного покапризничала, хотя в душе радовалась, что отец сам дошел до телефона. Днем ей даже казалось, что он не встает с постели. А может быть, ей просто показалось: в больнице все выглядит страшнее, чем есть на самом деле. Однако она чувствовала, что маме не стоит видеть его в таком состоянии. Маня решила сказать, что завтра ей все равно надо быть в районе Октябрьской, и она заедет в больницу, а вдвоем ехать незачем, но все решилось само собой. Заболела Скворцова с маминой кафедры, позвонила Бабаиха, ее заведующая, и лично попросила маму приехать и принять зачет у скворцовской группы. Бабаиха обычно сама не звонила, а тут снизошла. У них с мамой вообще были натянутые отношения. Это всегда было для Мани загадкой. Мама конфликтной не была и ни на что не претендовала. Это все знали. И вообще на кафедре ее любили, хотя во время разборок с начальством всегда отмалчивались. Маму это очень обижало. После звонка она расстроилась.
– Ведь знает, что папа в больнице и мне не до этого.
Ей и здесь виделся бабаевский умысел.
В коридоре отделения она сразу увидела Петю, и от волнения забилось сердце.
– Я об этом все время думаю. Кажется – ерунда, но я-то знаю… Это был мой первый грех, или не первый, но главный. Я про папу тогда не думала. Мне было важно встретить Петю.
– Ну и что? Что тут такого грешного?
– А вы не понимаете?
– Нет, не понимаю. Это в каком году было?
– В девяносто втором.
Градов развел руками.
– Ну что ж вы хотите? Вам тогда лет восемнадцать было?
– Девятнадцать.
– Вот видите. Самый гормон. Однако вы были хорошей девочкой. Ну, согласитесь.
Пациентка задумалась. Сказала неуверенно:
– Не знаю… Не очень…
Градов рассмеялся.
– Ну, нет предела совершенству. Нельзя себя клевать постоянно. Вы не можете объять необъятное.
Было в ней что-то раздражающее. Его всегда отталкивали такие святоши, которые балансировали на грани асексуальности. Ему даже больше импонировали те, которые строили из себя святых. В таких было второе дно, до которого интересно докапываться. Правда, обычно на поверку оно оказывалось не слишком презентабельным, но увлекал сам процесс.