Жизнь и цель собаки

Кэмерон Брюс

Мне уже надоела Карли, которая, похоже, ничего не понимала и все пыталась забраться мне на спину. Я полаял на нее, она села, прижав уши, потом снова прыгнула на меня. Некоторые собаки только о себе и думают.

Я ни секунды не сомневался, что Ханна вернет меня моему мальчику, а когда Итан ее увидит, то девочка больше не будет для него потерянной. Я словно занимался работой – искать-показать, но теперь они должны сами сложить все вместе.

Так и вышло. Примерно через час машина Итана затормозила на дорожке. Я отскочил от Карли, которую прижимал к земле, и бросился к моему мальчику.

Ханна сидела на пороге; она поднялась и стояла нерешительно, пока Итан вылезал из машины.

– Малыш, да что ты вообще тут делаешь? – спросил он. – Давай в машину.

Я прыгнул на переднее сиденье. Карли поставила передние лапы на дверцы машины, стараясь обнюхать меня через окно, как будто мы последние четыре часа не общались нос к носу.

– Карли, лежать! – скомандовала Ханна.

– Да все нормально. Привет, Ханна.

– Привет, Итан. – Они с минуту смотрели друг на друга; потом Ханна засмеялась. Они неуклюже обнялись, коротко коснувшись друг друга лицами.

– Не понимаю, как это вышло, – сказал мой мальчик.

– Ну, твой пес гулял в парке. Моя дочка Рэчел бывает там каждый день – она уже неделю переходила, и доктор хочет, чтобы она больше двигалась.

Мне казалось, что Ханна нервничает, но это была ерунда по сравнению с Итаном. Его сердце судорожно прыгало, в нем бурлили сильные запутанные чувства.

– Не пойму… Я ведь не ездил в город. Похоже, Малыш сам прошел всю дорогу. Не представляю, что его заставило.

– Ну… – сказала Ханна.

Они стояли и смотрели друг на друга.

– Зайдешь? – спросила, наконец, она.

– А, нет-нет. Мне нужно домой.

– Ладно.

Они еще постояли. Карли зевнула и, присев, начала чесаться.

– Я хотел тебе позвонить, когда узнал о… Мэтью. Сочувствую твоей потере, – сказал Итан.

– Спасибо, – ответила Ханна. – Итан, прошло пятнадцать лет.

– Я и не думал, что так давно.

– Да.

– А ты приехала насчет малышки?

– Нет, теперь я тут живу.

– Правда? – Итана, кажется, что-то поразило, но, оглядевшись, я не увидел ничего удивительного – только белка в нескольких домах от нас спустилась с дерева и что-то копала на земле. Я расстроился, что Карли смотрит не в ту сторону.

– Я переехала почти два года назад. Рэчел с мужем живут со мной, пока в их доме готовят комнату для ребенка.

– А…

– Им стоило бы поспешить, – рассмеялась Ханна. – Она уже… большая.

Мальчик засмеялся. Когда он замолчал, что-то похожее на печаль стало исходить от Ханны. Страх Итана пропал, и на него тоже словно напала странная грусть.

– Ладно, Итан, приятно было повидаться.

– Классно, что увиделись, Ханна.

– Ну да. Пока.

Она повернулась к дому. Итан пошел вокруг машины. В нем перемешались злость, страх, печаль и сомнения. Карли по-прежнему не замечала белку. Девочка поднялась до верхней ступеньки. Итан открыл дверцу машины.

– Ханна! – вдруг позвал он.

Она повернулась. Итан длинно, судорожно вдохнул.

– Просто интересно… ты не захочешь как-нибудь на ужин приехать? Может, тебе понравится; ты ведь давно не была на Ферме. Я все в саду вожусь. Помидоры… – Его голос угас.

– Итан,

ты научился готовить?

– Вроде того. Я хорошо умею разогревать.

Они оба засмеялись; и печаль вдруг покинула их, словно ее и не было.

32

После этого я постоянно видел Ханну и Карли. Они приезжали играть на Ферму чаще и чаще. Мне это нравилось. Карли поняла, что Ферма – моя территория; впрочем, понять это было нетрудно, потому что я задирал лапу на каждое дерево в округе. Здесь я был Вожаком, и Карли не пыталась бросить мне вызов. Она наотрез отказывалась понимать выгоды, которые предлагал закон нашей, по общему мнению, маленькой стаи и вела себя так, будто мы просто товарищи по играм.

Я понял, что она не слишком умна. Карли думала, что может поймать уток, если подкрадется к ним достаточно медленно – совершеннейшая глупость. Я с отвращением следил, как она пробирается через траву, животом по грязи, по чуть-чуть, а мать-утка все равно следит немигающим глазом. Потом – резкий рывок, громкий всплеск, и утки разлетаются на несколько метров, чтобы сесть на воду прямо перед Карли. Она плавала с таким рвением, что ее тело, казалось, выскочит из воды, и лаяла от обиды – ей казалось, что вот-вот, и утка ее; но та, махнув крыльями, пролетала мимо. Когда Карли, наконец, сдавалась, утки непременно плыли вслед за ней и крякали; тогда она поворачивала обратно, думая, что обманула их. Моего терпения не хватало смотреть на все это.

Мы с Итаном иногда приезжали в дом Карли, но было не так весело; нам только и оставалось, что играть на заднем дворе.

Следующим летом на Ферме собрались десятки людей; они расселись на складных стульях, чтобы посмотреть, как я исполняю тот трюк, который мне уже приходилось делать для Майи и Эла – нужно было пройти между стульями медленно и торжественно, туда, где Итан приготовил деревянные ступеньки, чтобы всем было хорошо меня видно. Итан отвязал что-то с моей спины, потом они с Ханной говорили, целовались, и все смеялись и хлопали мне.

После этого Ханна жила с нами. Ферма так изменилась, что стала похожа на дом Мамочки Майи – беспрестанно приезжали гости. Итан привел в компанию Трою еще двух маленьких лошадок; детям, которые приезжали в гости, нравилось кататься на них, хотя, как по мне, лошади – ненадежные создания, готовые бросить тебя блуждать в лесу, едва увидят змею.

Хозяйка Карли, Рэчел, скоро приехала с крошкой Чейзом. Мальчик любил залезать на меня, дергать за шерсть и хихикать. Я лежал неподвижно, как тогда, когда мы с Майей делали школу. Я был хорошим псом; все так говорили.

У Ханны было три дочери, у каждой из которых были дети, поэтому приятелей для игр у меня было столько, что и не сосчитать.

Если гостей не было, Итан и Ханна любили сидеть на крыльце, держась за руки, пока вечерний воздух не остывал. Я лежал у их ног и вздыхал от удовлетворения. Боль ушла от моего мальчика, пришла ясная, безоблачная радость. Детишки, которые приезжали к нему в гости, называли его Дедуля, и каждый раз сердце моего мальчика воспаряло. Ханна звала его «любимый», а иногда «дорогой», а иногда просто Итан.