Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043
Шрифт:
Меня привели в забавного вида хижину на коротких сваях, с фанерными, плохо подогнанными стенами, и крышей, покрытой какой-то толстой соломой. Я зашёл внутрь, и остановился. У входа стоял маленький детский стульчик в красный лепесток, и человек, сидевший за столом, молча показал мне на него. Я сел, уперевшись коленями в плечи. Пузатый дядька в военной форме, но в коротких шортах, сидел в плетёном кресле за столом, широко расставив ноги, и вытирал пот со лба. Хотя солнце только всходило, было уже очень душно, на небе крутились чёрные тучки. Я тоже вспотел в своём спортивном костюме производства города Иваново
Пузатый мало походил на военного. Лет хорошо за пятьдесят. Лысина. Остатки всклокоченной волосни клочками свисали с затылка на засаленный воротник. Уставший нездоровый вид. Стойкий запах пота и алкоголя. Он глянул на меня, абсолютно не заинтересовался, и продолжил тыкать одним пальцем в экран своего ноута. Два моих конвоира сели в тень пальмы метрах в пяти от входа, положили автоматы на колени, и явно настроились провести в этом положении не меньше часа. Вскоре пришёл ещё один пузатый в шортах и запахом пота и алкоголя, немного моложе и щекастее своего коллеги. После разрешения сел возле первого, и спросил меня с ужасным акцентом:
– Фамиллиа. Иммяа. Воинскойэ сфанниээ. Целль припыттиаа. Отвечатть чеснаа. Быстраа.
– Бойнович Владимир Николаевич. Приплыли позагорать на пляже с товарищем. Товарищ взорвался на мине. Меня сюда привезли. Звания никакого нет. В армии вообще не служил.
Старший равнодушно кивнул, потом выдвинул крышку стола, и достал мои права и паспорт. Чёрт! Я про них совсем забыл! Все три недели путешествия они лежали в кармашке моей спортивной сумки, которая осталась в кубрике на дне сундука.
– Бойнович. Проживает во Владивостоке. Адрес, – старший перевёл взгляд с паспорта на экран ноута и продолжил, – Океанский проспект, дом, квартира… Учился в школе. Учился в колледже. Проживает вдвоём с матерью. Мать работает в дальневосточном университете, была за границей, в том числе в Америке. Продавец лодок. Менеджер. В розыске за угон. Преступник. Знает английский. Больное сердце. Малоконтактен. Не густо. Как я понял, переводчик нам не нужен! – не спросил, а утвердительно произнёс он, мельком глянув мне в глаза.
Он говорил на хорошем английском, так что я его прекрасно понял, и так же понял, что он понял, что я его понял. Пока я думал, то ли включать перед этим типом дурачка, то ли нет, он повернулся к переводчику и сказал:
– Ты свободен, Янис!
Янис посмотрел на начальника как-то жалобно, и сказал с ужасным акцентом, но уже по-английски:
– Может, мы имеем возможность начать этот день хорошо сейчас?
Удивительно, но шеф понял и его, открыл нижний ящик стола, достал хорошо початую бутылку водки "Кубанские казаки" объёмом ноль семь литра, и три пластиковых стакана. Налил немножко не половину в каждый, и один из них толкнул по столу в мою сторону. Я помотал головой, и сказал уже на английском:
– Спасибо, но я вообще алкоголь не пью.
Янис поперхнулся, его и без того далеко не бледное лицо стало багровым, он проглотил водку, но она рванулась наружу, так что бедолаге пришлось закрывать рот ладонью и глотать ту же водку вторично. На всю эту неаппетитную сцену шеф смотрел с равнодушным омерзением. Дождавшись, когда Янис перестанет делать судорожные
– Ты свободен, Янис!
Янис встал, посмотрел на мой одинокий стакан, на меня, косо развернулся, и вышел. Шеф вылил содержимое моего стакана в свой, опрокинул тёплую водку в рот, занюхал кактусом и, слегка покраснев, заметил:
– Ты представляешь, Володя, с кем мне тут приходится иметь дело! Предатели, алкаши, трусы, и вообще сброд и ворьё, которым в мою молодость место было – на рее. На уме у всех только деньги. Это не солдаты! Ты – гей?
– Что? – не понял я, обалдев от такого откровения. – В каком смысле? Гей – это как? А-а! Нет, нет конечно. Я не голубой. Даже не понял сперва, о чём речь!
– Можешь звать меня сэр. Или мистер Сайрус Бэнкс. Или просто дядя Федя. Мне без разницы, как ты меня будешь называть. Твои друзья-моряки называют меня промеж собой кактусом. Видимо, вот из-за него! – он показал мне на свой занюхиватель, стоящий перед ним на столе в глиняном горшочке. – Итак, тебе двадцать четыре года, но ты не женат. Приехал в Америку на угнанной лодке. Зачем? Логично предположить, что ты гей, и тебя
российская власть всячески за это притесняла.
– Никто меня не притеснял! Просто хотелось посмотреть на вашу страну. Я много фильмов смотрел американских. Передач всяких про Америку. А за границу меня не пускали, потому что не служил в армии. Вот я и сбежал с товарищем. Он пошёл дорогу узнать, и на мине подорвался. Вы не знаете, что с ним?
Шеф пропустил мою тираду мимо ушей. Он ещё потыкал в экран пальцем, потом задумчиво спросил:
– Ну и как тебе в Америке?
– Да как-то пока не очень. Кроме тюрьмы ничего не видел. Я думал, что на красивый пляж попадём с Пашей, а попали…
Я махнул рукой. Губы дрожали, в глазах всё растекалось. Меня всё равно не слушали. Толстяк тыкал пальцем в ноут, утирал обильный после водки пот, и что-то читал, медленно шевеля губами. По крыше забарабанил дождик. Мне очень хотелось пить, есть и помыться. Я почесал искусанную комарами ногу, потом шею.
– Григорьев Павел Васильевич. Не женат. Адрес. Океанский проспект. У вас там что, все живут на Океанском проспекте? Других улиц нет? Преступник. В розыске. Хобби – борьба. Мать в университете. Работает продавцом. Точнее – работал. Ваше КГБ разучилось работать, или решило, что мы тут все – полные идиоты? Хотя – недалеко от истины. Идиотов тут полно. Грустно. Два пацана. Без оружия. Без связи. Зачем вас сюда прислали? Скажи лучше сам: какова цель заброски? Мои парни не посмотрят на твоё больное сердце, если узнают, что ты – русский шпион.
У меня в животе похолодело, а язык присох к нёбу. Неужели он действительно решил, что я – шпион? И как доказать, что это не так?
– Я не шпион! – почти выкрикнул я. – Я просто дурак, который купился на сказку про красивую жизнь. Провалилась бы к чёрту ваша Америка! Я домой хочу!
Я закрыл лицо руками, и заплакал навзрыд. Нервное напряжение последних дней дало о себе знать. Организм засбоил. Я был так подавлен, что не знал, как себя вести в ситуации, когда от одного слова зависит жизнь. То ли начать оправдываться, то ли умолять о пощаде? Как говорится, бывают минуты, когда всё решают секунды, и длится это часами!