Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)

Диккенс Чарльз

– Я слышала, к моему удивлению, что он оказался гораздо лучше, чем его считали.

– Я так и думал, - прервал ее Мартин.

– И что, может быть, мы познакомимся с ним и даже будем жить вместе с ним и, кажется, с его дочерьми. У него есть дочери, правда, милый?

– Целых две, - ответил Мартин.
– Замечательная парочка! Алмазы чистой воды!

– Ах, вы шутите!

– Бывают шутки, которые очень похожи на правду и заключают в себе немало истинного отвращения, - сказал Мартин.
– В таком духе я шучу насчет мистера Пекснифа (у которого в доме я жил как помощник и который меня оскорбил и унизил).

Что бы ни случилось, как бы близко вам ни пришлось познакомиться с его семьей, не забывайте, Мэри, и ни на минуту не упускайте из виду того, что я вам скажу, как бы видимость ни противоречила моим словам: Пексниф - негодяй!

– Неужели?!

– Помышлением и делом и во всех других отношениях! Негодяй от головы до пяток! О его дочерях я скажу одно: насколько мне известно, они очень послушные молодые девушки и по всем берут пример с отца. Я уклонился В сторону; однако это подводит меня к тому, что я хотел сказать.

Он остановился, чтобы еще раз заглянуть ей в глаза, и, торопливо осмотревшись по сторонам и уверившись, что поблизости никого нет, а Марк все так же погружен к созерцание тумана, не только посмотрел на ее губы, но и поцеловал их.

– Так вот, я уезжаю в Америку с надеждой преуспеть к очень скоро вернуться на родину, может быть для того, чтобы увезти вас туда на несколько лет, и во всяком случае для того, чтобы предъявить свои права на вас. После стольких испытаний я уже не побоюсь того, что вы сочтете своим долгом остаться с человеком, который пойдет на все (ведь это правда), но не даст мне жить в родной стране. Сколько я пробуду в отсутствии, разумеется, неизвестно, но не очень долго. Положитесь в этом на меня.

– А тем временем, дорогой Мартин...

– Как раз об этом я и собирался говорить. Тем временем вы всегда будете знать обо всем, что я делаю. Вот каким образом.

Он замолчал на минуту, доставая из кармана письмо, написанное ночью, потом продолжал:

– У этого человека служит и в доме этого человека (я подразумеваю мистера Пекснифа) живет некий Пинч - не забудьте фамилии, - бедный и безвестный чудак, Мэри, но по-настоящему честный и искренний друг, усердный и сердечно преданный мне, за что я намерен отплатить ему со временем, так или иначе устроив его судьбу.

– Вы по-старому великодушны, Мартин!

– О, - сказал Мартин, - об этом не стоит говорить, дорогая. Он очень благодарен по натуре и жаждет быть мне полезным, и я более чем вознагражден. Как-то вечером я рассказал этому Пинчу мою историю, рассказал и про нашу помолвку, и могу вас уверить, он проявил большой интерес, так как знает вас! Да, можете удивляться, и чем больше, тем лучше, ведь это вам идет: вы слышали, как он играл на органе в их сельской церкви, а он видел, как вы его слушаете, и вдохновлялся!

– Так это он был органист!
– воскликнула Мэри.
– Я благодарна ему от всего сердца!

– Да, был и остался, - ответил Мартин, - и - ничего за это не получает. Такого простака днем с огнем не сыщешь. Совершенное дитя! Но очень доброе создание, уверяю вас!

– Я в этом уверена, - сказала Мэри серьезно.
– Таким он и должен быть!

– О да, вне всякого сомнения, - отвечал Мартин небрежным, как всегда, тоном.
– Он такой и есть. И вот мне пришло в голову... но погодите, я вам прочту то, что написал и собираюсь послать ему с сегодняшней почтой, и все будет ясно само собой. "Дорогой

Том Пинч". Это, может быть, несколько фамильярно, - сказал Мартин, вдруг вспомнив, как гордо он держался, расставаясь с Пинчем, - но я его зову дорогой Том Пинч, потому что он это любит и это ему льстит.

– Какой вы добрый и великодушный, - сказала Мэри.

– Вот именно!
– сказал Мартин.
– Отчего же и не быть великодушным, когда можно, а как я уже говорил, он отличный малый. "Дорогой Том Пинч, я посылаю это письмо на имя миссис Льюпин, в "Синий Дракон", и в короткой записке прошу ее передать письмо вам, никому об этом не сообщая, и в дальнейшем поступать так же со всеми письмами, какие она получит от меня. Почему я прибегаю к этому, догадаться нетрудно..." - не знаю, впрочем, поймет ли он, - сказал Мартин, прерывая чтение, - потому что он туго соображает, бедняга; но со временем поймет, конечно. Причина очень простая: я не хочу, чтобы другие читали мои письма, а в особенности этот негодяй, которого он считает ангелом.

– Опять мистер Пексниф?
– спросила Мэри.

– Он самый, - сказал Мартин, - "...догадаться нетрудно. Мои приготовления к отъезду в Америку закончены, и вы удивитесь, услышав, что меня сопровождает Марк Тэпли, на которого я случайно натолкнулся в Лондоне и который хочет, чтобы я был его покровителем..." Я имею в виду, дорогая моя, - сказал Мартин, опять прерывая чтение, - нашего друга, который идет за нами.

Она была очень рада это слышать и бросила ласковый взгляд на Марка, который ради такого случая отвел глаза от тумана и встретил ее взгляд с величайшим восторгом. Она сказала вслух, достаточно громко, что он добрая душа и весельчак и, конечно, будет предан Мартину; и мистер Тэпли про себя поклялся заслужить такие похвалы из ее уст, хотя бы ему пришлось умереть ради этого.

– "А теперь, дорогой Пинч, - продолжал Мартин читать письмо, - я хочу оказать вам большое доверие, зная, что я вполне могу положиться на вашу честь и на вашу скромность, а также потому, что мне сейчас не на кого больше положиться".

– Этого я не стала бы говорить, Мартин.

– Не стали бы? Ну что ж! Я вычеркну. Хотя это совершенная правда.

– Но не слишком лестная для него, быть может.

– О, с Пинчем я не стесняюсь, - возразил Мартин.
– Лет никакой надобности с ним церемониться. Но все-таки я это вычеркну, если хотите, и поставлю точку после "скромность". Очень хорошо! "Я не только..." - это, понимаете ли, опять письмо.

– Я понимаю.

– "Я не только поручаю вам пересылать мои письма той молодой леди, о которой я вам говорил, когда она потребует, но и самым серьезным образом поручаю ее вашим заботам и попечениям, если вам придется встретиться с ней за время моего отсутствия. У меня есть основания думать, что возможность встречаться - и даже весьма часто - у вас скоро появится; и хотя вы в вашем положении можете сделать очень мало для того, чтобы облегчить ее тревогу, я вполне уверен, что вы сделаете все что можно и таким образом оправдаете доверие, которое я к вам питаю". Видите ли, дорогая Мэри, - сказал Мартин, для вас будет большим утешением иметь кого-нибудь, хотя бы и совершеннейшего простака, с кем можно было бы говорить обо мне; а как только вы заговорите с Пинчем, вы сразу же почувствуете, что стесняться его решительно не стоит: все равно что какой-нибудь старухи.