Жизнь и приключения Мартина Чезлвита
Шрифт:
— Не судите меня слишком строго, мистер Пексниф, — всхлипнула миссис Тоджерс, доставая платок из кармана.
— О телец, телец! — скорбно провозгласил мистер Пексниф. — О Ваал, Ваал! О друг мой, миссис Тоджерс! Пресмыкаться перед всякой тварью, променять эту бесценную жемчужину — уважение к себе — на восемнадцать шиллингов в неделю!
Он был так подавлен и расстроен этой мыслью, что тут же снял шляпу с гвоздика в коридоре и вышел прогуляться для успокоения чувств. Каждому, кто встречался с ним на улице, с первого взгляда становилось ясно, что перед ним добродетельный человек: после нравоучения, прочитанного им миссис Тоджерс, вся его фигура дышала сознанием исполненного долга.
Восемнадцать шиллингов в неделю! Справедливо, в высшей
37
Подвязка. — Имеется в виду орден Подвязки.
38
…ради удара по плечу королевской шпагой… — Ударом по плечу королевской шпагой сопровождался обряд возведения в дворянское звание.
Глава XI,
где один молодой человек выказывает особенное внимание одной девице и где на нас ложится тень многих грядущих событий.
Семейство Пексниф готовилось уже покинуть пансион миссис Тоджерс, и все до одного джентльмены были безутешны и предавались скорби ввиду предстоящей разлуки, когда однажды, в веселый полуденный час, Бейли-младший предстал перед мисс Чарити Пексниф, которая сидела с сестрой в памятной банкетной зале, подрубая полдюжины новых платков для мистера Джинкинса, и, выразив предварительно благочестивую надежду когда-нибудь провалиться в тартарары, дал ей понять, дурачась по привычке, что один джентльмен желает засвидетельствовать ей свое почтение и в настоящее время ждет ее в гостиной. Последнее сообщение доказывало всю простоту и беззаботность натуры Бейли гораздо лучше, чем любая пространная речь, потому что, встретив этого джентльмена в прихожей, мальчик тут же его покинул, намекнув, что тот хорошо сделает, если поднимется наверх, и предоставив ему руководствоваться собственным чутьем. А потому ровно половина шансов была за то, что гость в это время бродит где-нибудь по крыше дома или тщетно пытается выбраться из лабиринта спален, — пансион М. Тоджерс был именно такого рода заведением, где без опытного кормчего новый человек мог оказаться именно там, где его меньше всего ожидали и куда он меньше всего желал попасть.
— Джентльмен ко мне! — воскликнула Чарити, бросая работу. — Что ты, Бейли, господи помилуй!
— Ага! — сказал Бейли. — «Помилуй!», вот оно как? Никто вас не помилует, и не ждите; я бы ни за что не помиловал на его месте!
Это замечание не отличалось ясностью в силу множества отрицаний, что, быть может, заметил читатель; но в сопровождении весьма выразительной пантомимы, изображающей счастливую парочку, которая шествует под ручку к приходской церкви, обмениваясь нежными взглядами, оно ясно выражало твердую уверенность этого юноши в том, что гость явился с амурными целями. Мисс Чарити сделала вид, что возмущена такой вольностью, но не могла удержаться от улыбки. Ну, не странный ли мальчик? Какую бы глупость он ни сказал, в ней все-таки можно отыскать смысл. Это в нем всего лучше.
— Но я не знаю никакого джентльмена, Бейли, — сказала мисс Пексниф. — По-моему, ты что-то ошибаешься.
Мистер Бейли
— Дорогая моя Мерри, — сказала Чарити, — кто бы это мог быть? Как странно! Мне что-то не хочется к нему выходить, право. Что-то уж очень странно, знаешь ли.
Младшая сестра, по-видимому, сочла, что старшая слишком уж чванится этим визитом; не рассчитывает ли она взять реванш и отомстить за то, что Мерри покорила решительно всех коммерческих джентльменов? Поэтому она ответила очень ласково и любезно, что это в самом деле очень странно и что она решительно отказывается понять, зачем Черри понадобилась неизвестному чудаку.
— Совершенно невозможно угадать! — сказала Чарити язвительно. — Хотя тебе все-таки не на что сердиться, милая моя!
— Спасибо, — отвечала Мерри, напевая за рукоделием. — Я и сама это прекрасно знаю, душенька моя.
— Боюсь, что тебе совсем вскружили голову, дурочка, — сказала Черри.
— Знаешь, милая, — отвечала Мерри с пленительной откровенностью, — я и сама этого все время боюсь! Столько лести, чести и всего прочего, что закружилась бы голова и покрепче моей. Хорошо тебе, моя милая, что ты можешь быть совершенно спокойна, к тебе не пристают эти противные мужчины. Как ты это делаешь, Черри?
Бесхитростный вопрос мисс Мерри мог бы вызвать целую бурю, если бы не сильнейший восторг, проявленный Бейли-младшим; неожиданный оборот разговора так его воодушевил, что он немедленно пустился в пляс и исполнил чрезвычайно сложный танец, удающийся только в минуту вдохновения и именуемый в просторечии «Матросской пляской». Это бурное проявление чувств напомнило девицам великое правило добродетели: «Всегда ведите себя прилично», в котором обе они были воспитаны. Они сразу притихли и в один голос объявили мистеру Бейли, что, если он еще раз посмеет при них упражняться в танцах, они немедленно сообщат об этом миссис Тоджерс и попросят, чтобы она его как следует наказала. Бейли не замедлил выразить свое огорчение и раскаяние, якобы утирая слезы фартуком и делая вид, будто выжимает из него потоки воды, а потом распахнул двери перед мисс Чарити, и эта достойная девица торжественно проследовала наверх, чтобы принять своего таинственного поклонника.
По странному стечению благоприятных обстоятельств он все-таки разыскал гостиную и сидел там в одиночестве.
— А! Сестрица! — сказал он. — Вот я и пришел, видите. А вы небось думали, я совсем пропал. Ну как вы нынче в своем здоровье?
Мисс Чарити ответила, что она совсем здорова, и подала руку мистеру Чезлвиту.
— Вот это правильно, — сказал мистер Джонас, — и после дороги вы тоже, я думаю, успели отдохнуть? Ну, а как та, другая?
— Сестра, кажется, хорошо себя чувствует, — отвечала молодая особа. — Я не слыхала, чтобы она жаловалась на нездоровье. Может быть, вы хотите ее видеть? Подите спросите сами.
— Нет, нет, сестрица! — сказал мистер Джонас, усаживаясь рядом с нею под окном. — Не спешите; это, знаете ли, совершенно ни к чему. Какая вы все-таки злая!
— Об этом не вам судить, злая я или нет, — отпарировала Черри.
— Что ж, может быть и так, — отвечал мистер Джонас. — Послушайте! Вы небось думали, что я пропал, а? Вы так мне и не сказали.
— Я совсем об этом не думала, — объявила Черри.
— Вот как, не думали? — повторил Джонас, размышляя над этим странным ответом. — А та, другая?
— Как это я могу вам сказать, что думала или чего не думала моя сестра? — воскликнула Черри. — Она мне ничего не говорила об этом — ни да, ни нет.
— И даже не смеялась надо мной? — спросил Джонас.
— Нет, даже и не смеялась.
— Вот здорова смеяться, верно? — сказал Джонас, понизив голос.
— Она очень веселая.
— Веселость хорошая вещь, когда не ведет к мотовству. Верно? — спросил мистер Джонас.
— Да, вот именно, — поддакнула Черри со скромностью, которая достаточно ясно свидетельствовала о том, что в ее согласии нет корысти.