Жизнь и приключения Светы Хохряковой
Шрифт:
Я смотрела, смотрела на них, да и прыгнула. Я попала прямо в середину пестрого облачка, никогда в жизни я не прыгала так высоко.
– А теперь задержись, задержись здесь, с нами!
Я послушалась и зависла. И я увидела лужайку сверху, и верхушки деревьев рядом со мной и волна счастья, кажется, подняла меня еще выше – я уже была над деревьями, и, кажется, могла улететь в самое, самое небо.
– Ура! – щебетали бабочки. – Ты летишь, только вверх, нам туда нельзя. Опускайся на землю!
И я плавно и мягко приземлилась.
– Ты молодец!
– Да, это правда. Спасибо вам за урок! Мы ее встретимся?
– Конечно! – и мои говорящие бабочки растаяли, в смысле, я проснулась абсолютно счастливая тем, что я теперь умею летать вверх.
Я открыла глаза и обнаружила, что лежу в чудесной кровати, белье на ней было белоснежное, тончайшее, украшенное замысловатым кружевом. А сама кровать стоит в самой красивой комнате в мире. Не комната, а какой-то музей. Все красивое, старинное, изящное и дорогое. Я аж глаза закрыла от восхищения и подумала: «С чего это я здесь?»
На ум ничего не приходило, но это меня не напугало. Ощущения были только положительные. Я открыла глаза и вновь осмотрела комнату – кое-какие вещи были мне смутно знакомы, например – вот эта напольная ваза, ковер, покрывало на диванчике, статуэтки на комодике. Вещи были настолько прекрасны, что их можно было разглядывать часами, но не стала этого делать, а вновь закрыла глаза и дала мозгу задание посоображать.
Он вяло откликнулся на приказания и нехотя заработал. Во-первых, он сообщил мне, что ничего не помнит, кроме того, что я Светлана Хохрякова, певица и принимаю участие в каком-то TV-проекте, реалити-шоу. «В каком?» – «Не знаю». – «Академия успеха закончилась, ты пожила в Ежовске, а потом тебя снова позвали на телевидение». – «А почему я ничего не помню?» – «А фиг их знает, этих телевизионщиков. Страшные люди. Может, они опоили тебя чем-нибудь, засунули тебя в эту красоту, и сейчас животики надрывают от смеха, надеясь, что ты заколбасишься и начнешь метаться, как бешеный таракан. Скажи спасибо, что не в говне лежишь, а на кружевных простынях. Расслабься, отдыхай».
«Молодец!» – похвалила я мозг и последовала его совету. Я еще понежилась в постели, потянулась и встала. На мне была офигенная батистовая ночная рубашка бежевого цвета, а на стуле лежал в тон рубашке пеньюар, тоже батистовый с кружевами того же цвета, я его быстро накинула и почувствовала себя королевишной.
На стене висело большое старинное зеркало, и я взглянула в него. Даже захихикала от радости, так мне понравилось то, что я увидела в мутноватом стекле зеркала. Загорелая, худая, прикольная стрижка ежиком – просто звезда.
«Ля, ля, ля», – пропела я и поцеловала свое отражение в зеркале.
Потом опомнилась и индифферентно стала рассматривать свое обиталище, ну и засекла камеры. По потолку шел карниз с лепниной, украшенной разными фигурками зверей и деревьев и разноцветными большими камушками, две-три камушка спокойно могли быть глазками камер, хотелось мне подмигнуть им, но не стала портить съемку, только задумалась: какой же это может
Если я опять имею дело с Большим Папиком, значит, надо ждать неприятных каверз. Ну да фиг с ним, пока все отлично, а что дальше будет – то и будет.
Только я приняла это мудрое решение, как открылась дверь и вошла красивая черноволосая девушка. Она вскрикнула: «Ах!» – и привалилась к косяку, из глаз ее полились слезы.
Ну я тоже стояла дура дурой, на всякий случай помахала ей рукой и улыбнулась.
Она бросилась ко мне и, заливаясь слезами, начала меня обнимать, целовать и причитать:
– Слава Иисусу! Вы живая, вы очнулись! Какое счастье! Мы все думали, что вы в коме и вот-вот умрете!
Она опустилась без сил на колени и уткнулась в мой живот. Играла она так здорово, что я сама чуть не пустила слезу, но сдержалась, вежливо сказала: «Ну что вы, смотрите, я абсолютно живая и прекрасно себя чувствую».
Она отпрянула от меня, села на пол и в каком-то непонятном уставилась на меня. Так минуты две мы играли в игру «кто кого переглядит». И еще я думала: «Ни фига себе, я по-испански насобачилась! С чего это? Полная непонятка!»
Девушка на полу наконец открыла рот и тихо спросила:
– Сеньора Пепа! Я – Катарина. Вы не узнали меня? Или просто не хотите разговаривать?
Поскольку я не знала, что ответить, а отвечать надо было, то я неопределенно пробормотала: «Конечно, конечно. Катарина. Мне бы хотелось, милая, чтобы вы поднялись с пола, сели на стул, перестали плакать и мы бы спокойно с вами все обсудили».
Но девушка не вняла моей просьбе, а, наоборот, вскочила и с дикими рыданиями умчалась. Я подумала: «Все-таки перебор. Индия какая-то!» И сразу заинтересовалась, где я, собственно, нахожусь? Куда меня забросили? Почему испанский язык?
Я высунулась в окно, присвистнула – пейзаж был сказочный, конечно, не российский, я почему-то подумала про Латинскую Америку и страшно обрадовалась. Здорово на халяву побывать в Латинской Америке! Я опять радостно залялякала, сделала небольшую зарядку – просто помахала руками и ногами и решила принять ванну.
Но дверь снова отрылась, появились новые действующие лица. На этот раз женщина невероятной красоты, европейка с белыми волосами, красиво уложенными «ракушкой», и молодой, по-видимому, латинос с горящими глазами.
– Здравствуйте! – вежливо поприветствовала я их.
– Здравствуй, Пепа, – ответила мне европейка, настороженно глядя на меня.
Латинос только кивнул. Они молчали и сверлили меня взглядами. Мне стало неловко, и, чтоб прервать паузу, я светски заявила:
– Прекрасное утро, не правда ли?
Мужина сказал мне с каким-то подтекстом:
– Сегодня праздник мертвых.
– Правда? – заинтересовалась я. – Как интересно!
– Пепа, я обидел тебя своим недоверием. Прости. Ты сама понимаешь, в каком мы сейчас состоянии.