Жизнь и приключения товарища Сталина от рождения до пядидесяти пяти лет (1878-1933)
Шрифт:
На четвертый день рабочие завода досок Ротшильда взволновались.
Дело в том, что пожар тушили рабочие, а администрация завода по свойственной ей привычке наградила премиями «за тушение пожара» саму себя.
Рабочие, посоветовавшись со Сталиным, потребовали вознаграждения. Администрации пришлось пойти на уступки и выдать всем участникам тушения по 2 рубля.
На часть полученных денег был устроен банкет по случаю переезда Сталина в Батуми.
– Ты только приехал, Коба, а столько уже дел наворотил, сколько мы за всю жизнь не сделали! – поднял тост один из старых рабочих. – И склад поджог, и премии
– Ура! Ура! Ура!!! – троекратно прокричали рабочие.
В феврале на заводе Ротшильда возник новый конфликт (надо сказать, что до появления Сталина на этом предприятии все было спокойно).
Администрация объявила о сокращении штатов. Из 900 сотрудников 389 подлежало увольнению (увольняли рабочих, которые выбили себе премию за тушение пожара).
Работники завода (по совету Сталина) начали забастовку. Директор в ответ обратился в полицию, предоставив ей список из 30 организаторов и наиболее активных участников забастовки. Их арестовали в тот же день. Поскольку официально Сталин на заводе не работал, он оставался в тени, и его имя нигде не фигурировало.
9 марта 1902 года около 400 рабочих окружили тюрьму, выдвинув требование немедленно выпустить арестованных участников забастовки, угрожая в противном случае освободить их силой. Тюремщики отказались удовлетворить требования и вызвали войска. Рабочие пошли на штурм. Солдаты открыли огонь. 13 человек рабочих были убиты и больше 20 ранены.
Всех раненных привлекли к уголовной ответственности «за организацию беспорядков». В ходе следствия всплыло имя Кобы (его указали в рапортах присутствовавшие в толпе рабочих агенты полиции).
5 апреля Сталина арестовали. Тюрьму он встретил во всеоружии.
– Вечер в хату, арестанты! – спокойно поздоровался он, заходя в камеру. – Я – Коба. Кто старший?
– Я! – отозвался с ног до головы покрытый наколками уголовник.
– Ответ неправильный. Старший здесь я!
– Ты тот самый Коба, который склад Ротшильда поджег?
– Спроси об этом у блатных!
– Уважуха, братан! – уголовник, ни слова больше не говоря, освободил место у окна.
Сталин вел себя в тюрьме с достоинством, спокойно, невозмутимо, никогда не выходил из себя, не сердился, не кричал и не ругался. Споры между заключенными разрешал справедливо, чем поддерживал свой авторитет.
Во внешнем облике он также подчеркивал свою независимость: отрастил бороду и длинные волосы, которые зачесывал назад.
На допросах же он резко менялся и надевал маску трусливого человека.
– Ничего не знаю! Ни в чем не виноват! – объявил он жандармскому офицеру. – На заводе Ротшильда я работал ровно два дня еще в январе месяце. Надо сказать, гражданин начальник, что я очень боюсь огня и взрывов. Буквально в обморок падаю. Когда на заводе случился пожар, я понял, что мне там делать нечего. К забастовке никакого отношения не имею. Сами подумайте, зачем она мне? Какая лично мне от нее выгода?
– Никакой! – согласился жандарм. – А мы все равно тебя посадим!
– Я почти священник. Проучился в семинарии 5 лет. Примите мой горячий совет. Не совершайте сей грех! Не портите себе репутацию на том свете! Вы схватили и бросили в тюрьму совершенно невинного человека. Поверьте, что за мою чистую душу с вас обязательно спросят на том свете!
–
Показаний против Сталина никто из рабочих не дал. Более того, на день штурма тюрьмы у него оказалось железное алиби.
В заключении прокурора Тифлисской судебной палаты в отношении Сталина было написано следующее:
«Что же касается проявления преступной деятельности Джугашвили в г. Батуме, то хотя имеются некоторые указания на то, что он был причастен к рабочему движению, возбуждал рабочие беспорядки, устраивал сходки и разбрасывал противоправительственные воззвания, но все эти указания лишь вероятны и допустимы. Никаких же точных и определенных фактов по сему предмету дознанием не установлено и указание на участие Джугашвили на сходках и на распространение им по г. Батуму революционных воззваний основывается единственно на предположениях, слухах или возбуждающих сомнение в достоверности подслушанных отрывочных разговорах».
Казалось, установив невиновность Сталина, его следовало освободить, однако Фемида, вцепившись кому-либо в зад, не любит давать задний ход.
Проходил месяц за месяцем, а дело не двигалось с мертвой точки. Сталин принялся бомбардировать различные инстанции прошениями и жалобами.
Так в прошении на имя главноуправляющего гражданской частью на Кавказе князя Г. С. Голицына он писал:
«Все усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни, заставляет меня обратиться с нижайшей просьбой освобождения из-под ареста под надзор полиции. Умоляю канцелярию главноначальствующего не оставить меня без внимания и ответить на мое прошение. Проситель Иосиф Джугашвили. 23 ноября 1902 г.».
– У тебя оказывается мама есть? – удивился его сокамерник, подглядев письмо.
– Мамы у всех есть! – усмехнулся в бороду Сталин.
Забрасывая государственные учреждения просьбами и жалобами, на которые, надо отдать им должное, никто не реагировал, Сталин параллельно действовал в другом направлении, подготавливая бунт заключенных.
28 июля 1903 года заключенные кутаисской тюрьмы, где сидел будущий вождь, неожиданно взбунтовались, прорвались к тюремным воротам и принялись в них колотить. Ворота были железные, и звуки разносились по всему Кутаиси. К тюрьме прибежали любопытные дамочки, которые начали кричать и визжать от страха. К ним присоединились дети и подростки. В городе начался переполох.
На шум прискакали губернатор и прокурор.
Сталин предъявил администрации умеренные требования: сделать в камерах нары (заключенные спали на цементном полу), соблюдать вежливость в обращении с арестантами и предоставлять баню не реже двух раз в месяц.
– Господи! Я думал тут светопреставление, а тут нар у заключенных нет! – вытер пот со лба губернатор. – Немедленно организовать. И в баню водить регулярно! Сделайте так, чтобы я больше никогда сюда не приезжал!
Перепуганная администрация поспешила выполнить все требования. Больше того, начальник тюрьмы, опасаясь, что Сталин продолжит подрывную деятельность во вверенной ему епархии, поспешил от него избавиться. Он употребил все свои связи и влияние, чтобы дело Джугашвили поскорей закончилось (тот сидел уже полтора года).