Жизнь и приключения вдовы вампира
Шрифт:
– Что не так, обидел коли, так верну, - понимаю, что сплю, а все одно как наяву. А он мне:
– Носи на здоровье. Язвы пройдут на теле. Других бы не нажил.
Присмотрелся Егор Петрович к мужику, пока он сон рассказывал, да два его товарища слипшиеся глаза протирали, и обомлел. Дыры в халате в тех же местах и язвы через них виднеются, прямо как ночью на Кузьме Федотыче.
– Тьфу! Стойте там, не подходите ближе.
– Крикнул так бродягам, про себя подумав, что всё вполне объяснимо: наслушался вечером рассказов церковного сторожа, а перед выездом из Озерков ещё эта история с поясом,
чтоб такие забулдыги не вытащили его людям на показ. Да бродяги опередили. Так что, ничего тут необыкновенного и страшного. Но как теперь быть? Не отбирать же этот полусгнивший халат у этого несчастного? И уж было решил рукой махнуть и домой вернуться, как мужик его окликнул:
– Слышь, Егорка!
Егор Петрович, чуть на земь от неожиданности не грохнулся.
– Откуда имя знаешь?
– Так покойничек ещё кое-что сказал.
– Чего ж ты молчишь, дурень?
– Скажи, - говорит, - Егору, что когда будет вас в ночлежку устраивать, то пусть купит другую одежу. Не дорогую и не новую, чтоб не пропили, - мужик тяжко вздохнул, почесал пятернёй шевелюру.
– И что ему за беда на том свете, пропьём али нет?
– И всё что ли?
– Э... что-то ещё... Погоди, дай Бог памяти... А, велел, чтобы ты новую одёжу передал когда в помывочную поведут. Тогда старую, ну и этот халат, значится, сожгут. Сказал, очень тебе это надобно. На кой чёрт? Не понятно.
Какое-то время Егор Петрович стоял неподвижно, потом вдруг засуетился, прямо зуд одолел торопливый:
– Давайте отправляйтесь к ночлежке. А я следом приду, одежу вам прикуплю по дороге. Ну и не идти же вместе с вами людям на смех!
– Э...э...э... нет. Руки трясутся и в ногах слабость. Пока не опохмелишь, с места не сдвинемся!
"Это ж пока я до шинка добегу, да потом назад. Разбредутся эти бродяги по погосту, или того хуже шуганёт кто-нибудь, совсем уйдут. И как тогда быть? И даже если принесу выпивку, как я их потом в пьяном состоянии в ночлежку пристраивать буду? Да и до ночлежки ещё довести надо будет".
– Нет, так не пойдёт. Вот когда выйдите из помывочной, оставлю монетку, чтоб каждому на казённый шкалик хватило.
– Ну...
– недовольно загудела троица.
– А не хотите, как хотите. Идите к своему покойничку, пусть он вас опохмеляет.
– И сделал вид, будто уходит.
– Стой, - крикнула троица нестройным хором.
– Пошли уже.
– И побрели в сторону города, не разбирая дороги.
Далее всё прошло как по писаному. И к обеду Егор Петрович был уже дома. Оповестил матушку, что утром следующего дня отправляется назад в Озерки, поскольку все свои дела тут завершил. И только собрался пышный гречневый блинчик, специально для сыночка матушкой испеченный, в рот положить, в дверь ввалился церковный сторож.
– Матушка моя, я ненадолго, предупредить только. Чтобы из дома сегодня ни ногой! И вам, Егор Петрович, тоже не советую!
– Что приключилось-то?
– Схватилась за грудь пожилая женщина, а Егор Петрович блин из руки
– Кузьма Федотыч в ночлежке поселился! И ещё двоих с кладбища привел!
– Еле перевёл дух старик.
– Глупости всё это, - опять поднёс блинчик ко рту Егор Петрович.
– Что вы, батюшка, что вы? Он там свою фамилию и имечко назвал, указал, когда родился и когда помер. Халат свой любимый сдал в стирку, но потом передумал и велел сжечь.
– Свят! Свят!
– упала на колени пред иконами матушка.
– Халат этот Марфа опознала, говорит, видела его на Кузьме Федотыче при жизни, когда нанималась к нему бельё стирать. А потом водовоз не поленился, доехал до кладбища, проверить слова их, а там...
– и сторож, сбившись с дыхания замолчал, махая рукой.
– Накось, Никодимыч, кваску, испей!
Выпив полный ковш резкого забористого кваса, отдышавшись, Никодимыч продолжил:
– Вернулся водовоз и говорит, что всё с точностью совпадает и имя, и когда родился, и когда помер! Всё в точности как на памятнике указано. А рядом ещё две могилки. Вот они и пришли с Кузьмой Федотычем. Имена опять же с точностью назвали и когда родились, когда померли тоже. Да и нет сомнений. Одежда на них истлела, сами все в язвах. Полежи кА с их в могиле!
– Боже милостивый!
– Опять бросил блин Егор Петрович. Понятное дело, на могилке Кузьмы Федотыча почти что склеп соорудили, чтобы посетителей от непогоды укрыть. Бездомные видно там некоторое время обретались, вот и запомнили имя хозяина и его соседей. А уж почему своими именами в ночлежке не назвались? Кто знает, какие дела за их плечами?
Выскочил Егор Петрович из-за стола и опрометью кинулся в ночлежку. Прибежал, видит, подвыпившая троица в окружении бездомных и разных других несчастных сидит и рассказывает каково-то жить на том свете. Егор Петрович даже заслушался, так складно заливал тот, что Кузьмой Федотычем назвался. И как уловил бывший пимокат момент, что глянул на него этот мужик, поманил его пальцем. Мол, иди сюда. А как вышел он к нему, прошептал на ухо:
– Деревню Капустино знаешь?
– Угу, - не понимая, к чему клонит Егор Петрович, и потому настороженно кивнул липовый Кузьма Федотыч.
– Далече отсюда будет.
– Я там возле кладбища на помин одной души выпивку и закуску оставил. Смотрите, не вы одни такие ловкие, успеете, так ваша будет.
– И ушёл не оглядываясь. Понимал, где же пьющим людям вытерпеть? А ему главное, чтобы отсюда убрались.
Утром следующего дня уезжал Егор Петрович в Озерки с чистой совестью. Поскольку теперь-то уж точно, конец этой истории! Сгорел халат. Нет его. Но он даже представить не мог, как эта история аукнется в Бирючинске!
По возвращению в Озерки Егор Петрович без лишних подробностей, как бы между делом, сообщил Акиму Евсеичу, что бродяги добыли халат Кузьмы Федотыча, а он, купив им другую, хоть и подержанную, одежду, халат выменял и сжёг. Других подробностей Егор Петрович не сообщал, а Аким Евсеич не спрашивал. И уже через день после возвращения Егора Петровича по усадьбе разнеслась новость, что управляющий женится на Катерине. А ещё через пару дней Пётр Алексеевич и Аким Евсеич уезжали домой в Бирючинск.