Жизнь и реформы
Шрифт:
Об этом много наговорено и написано. Но, думаю, истина так и не прояснена. В основном суждения высказывались заинтересованными сторонами, имели субъективный, нередко тенденциозный характер. Сторонники правительственной программы рассуждают так: будь она принята, страна вошла бы в рынок плавно, без потрясений и могла избежать нынешнего кризиса. А те, кто за программу Шаталина — Явлинского, считают, что, прими ее Горбачев, он получил бы мощную поддержку демократических сил и можно было бы одним мощным усилием «перескочить кризис», создать полноценный рынок.
И с той и с другой стороны мне предъявляется немало претензий: отдал на заклание правительство Рыжкова, отступил от
Что было до «500 дней»
История правительственной программы весны 1990 года восходит к Первому съезду народных депутатов СССР.
В принятом им постановлении «Об основных направлениях внутренней и внешней политики СССР» ставилась задача прийти к новой модели экономики, включая радикальное обновление отношений собственности, становление полнокровного социалистического рынка, избавление государства от функций непосредственного вмешательства в оперативное управление хозяйственными единицами. Тогда же было решено создать Государственную комиссию по экономической реформе, и Рыжков предложил назначить ее председателем академика Л.И. Абалкина. Директор Института экономики Академии наук давно слыл «рыночником» и имел в связи с этим немало неприятностей в брежневские времена. Я одобрил этот выбор, поскольку уже неплохо знал Леонида Ивановича, ценил в нем и высокий профессионализм, и в не меньшей мере твердость характера. Признаюсь, своим резким выступлением на Первом съезде он вызвал у меня раздражение. Но очень скоро я понял, что академик правильно оценивает ситуацию.
Был в пользу его назначения и другой веский мотив. Уже первый этап работы над программой экономических преобразований (я имею в виду июньский Пленум ЦК 1987 года) убедил в том, что здесь не обойтись без тесного альянса власти и науки. Академия ведь и раньше привлекалась к разработке всевозможных программ. В институтах сочинялись записки, в ЦК представлялись проекты, сами ученые вместе с аппаратчиками месяцами готовили на загородных дачах доклады для начальства. Но в «святая святых» номенклатуры, в кабинеты вершителей судеб интеллектуалам «въезд» был заказан — ну, может быть, за исключением одиночек.
Теперь же мы собрались «онаучить» управление. Рыжков не раз с гордостью говорил, что в его правительстве три или четыре академика и члена-корреспондента, несколько десятков докторов наук, а кандидатов — чуть ли не каждый второй. Могут иронизировать, что наука не спасла то правительство, но едва ли возможно оспорить сам замысел — привлечь к управлению наряду с опытными практиками одаренных теоретиков. Так вот Абалкин, ставший заместителем премьер-министра, в некотором роде олицетворял упомянутый альянс.
Параллельно с программным обеспечением готовились план и бюджет на 1990 год. Надо было срочно остановить нарастание несоответствия между денежными доходами населения и их товарным покрытием. По предложению Абалкина, с 1 октября 1989 года на срок в 15 месяцев был введен прогрессивный налог
Первый, так называемый эволюционный, предусматривал постепенное преобразование нынешних форм ведения хозяйства, умеренные структурные сдвиги. Преимущество отдавалось административным методам. Не покушались, по крайней мере, в обозримом будущем, на реформу ценообразования.
Второй вариант, радикальный, включал одновременное снятие всех ограничений для рыночных механизмов, полный отказ от контроля за ценами и доходами, массовый переход к новым формам собственности. По сути дела, это тот самый вариант, который с начала 1992 года начала осуществлять команда Гайдара под лозунгом «шоковой терапии». Так вот, еще тогда было описано, что в наших условиях он сулит разлад денежного обращения и галопирующую инфляцию, резкий спад производства, массовую безработицу, значительное снижение жизненного уровня населения и его расслоение, усиление социальной напряженности. Картинка, хорошо узнаваемая сегодня.
Наконец, радикально-умеренный вариант, предполагающий комплекс предварительных мер для создания стартовых условий перехода к новому механизму; развитие рыночных отношений, но при сохранении регулирующей роли государства, контроля за ценами, доходами, инфляцией; сильная социальная поддержка, особенно малообеспеченных слоев населения.
Комиссия Абалкина предлагала сделать выбор в пользу третьего варианта. В середине ноября в Колонном зале Дома Союзов собралась конференция с участием ведущих ученых: экономистов и руководителей экономических ведомств, членов Политбюро и правительства. Были и мы с Рыжковым. С докладом выступил Абалкин. Несмотря на существенные замечания, изложенная им программа была встречена в целом с одобрением и после доработки нашла отражение в докладе Рыжкова на Втором съезде народных депутатов.
В острой и горячей полемике проходило обсуждение и принятие постановления по докладу премьера. Ельцин, Попов и другие «межреги-оналы», как их тогда называли, выступили против доклада. Такую же позицию занял академик Арбатов. Депутат Филыпин потребовал «использовать наше право на недоверие правительству, а оно может использовать свое право на отставку». Предлагалось также принять доклад Рыжкова к сведению, не определяя к нему отношения. В конце концов Съезд выразил поддержку программе правительства: 1532 голоса — за, 419 — против, 44 — воздержались.
Программа экономической реформы предполагала осуществить в течение 1990 года серьезные меры в интересах насыщения потребительского рынка, без чего невозможно было двигаться дальше. А это, в свою очередь, обязьшало установить более действенный контроль за движением товарной массы и денежных доходов населения. Госплан основную ставку делал на рост рыночных ресурсов товаров и услуг, а задача «связать» излишнюю денежную массу и вывести ее из оборота оказалась отодвинутой на задний план.
Что касается самой экономической реформы, бросалось в глаза одно очень существенное обстоятельство. Ни в письменном докладе, ни в устном выступлении Рыжкова не были проанализированы итоги предшествующего ее этапа, не упоминались принципиальные решения, принятые в 1987 году. По чьей вине они остались, по сути дела, на бумаге? Если оказались недостаточными и тем более ошибочными — надо было сказать, в чем именно, извлечь уроки. Если по каким-то другим причинам — сказать о них. А тут просто сделали вид, будто все начинается с нуля.