Жизнь и смерть Арнаута Каталана
Шрифт:
– Я претерпел немало бед за те плачевные семь лет, что бился я у сарацин, когда с друзьями, а когда – совсем один! – прокричал Лантса жалобным голосом. – И вот вернулся я назад, но мне не рад мой добрый брат!
Боссен прогудел что-то нечленораздельное и скорчил свирепую рожу. Лантса, отвернувшись, закрыл лицо руками. На тыльной стороне ладоней у него, как и у Боссена, была приклеена шерсть, только не черная, а рыжая.
– Пускай мужья и злы и столь упрямы, быть грубой недостойно дамы! – вскричала куртуазная Ильдегонда.
Замирая
– Итак, я вернулся! – выкрикнул ободренный Лантса. – Воистину, наконец-то я дома! И теперь, впервые за долгие годы, без страха быть убитым стану я есть и пить и справлять естественную нужду, чего я столь долго был лишен!
Лантса исполнил танец, не забывая трясти тем, чем был славен и о чем Горжа оповестил публику еще в прологе, после чего убежал за телегу.
Боссен спросил жену:
– Зачем вы его обняли?
– Как же мне было не обнять его, коли он – ваш брат и вернулся из Святой Земли?
Оба супруга стояли плечом к плечу, лицом к публике. Крестьяне, увлеченные представлением, подходили все ближе к фиглярам. Задние напирали, передние лезли вперед. Перепалка между супругами делалась все громче.
– Для какой же причины, жена, вам его обнимать?
– Для такой, чтобы выказать вам уважение.
– К чему столь долгий обходной путь? Могли бы уважить, обняв просто меня.
Один из зрителей крикнул:
– А ей с тобой неинтересно!
– Почему же? – возразила Ильдегонда и подергала Боссена за вот такенный хрен. Хрен остался у нее в руках. Помахав им в воздухе, дама добавила: – Очень даже интересно!
Боссен отобрал у нее принадлежность и пристегнул ее обратно.
– Ваш брат Лантса храбро бился с сарацинами! – Ильдегонда вернулась к прежней теме.
– Мало ли кто с кем бился. Я тоже вчера с эн Савариком храбро бился, чуть головы не лишился, так он меня отделал.
– Ах, господин мой Боссен, сколь мало в вас куртуазности… – И неожиданно изменив тон, Ильдегонда заорала на зрителей: – Эй, ты! Ты мне уж совсем на платье налез! Еще на голову сядьте! Расступитесь, расступитесь!
Расталкивая наседающих зрителей, Ильдегонда и Горжа быстро двинулись вперед, освобождая пространство для игры.
– Давай, давай!.. – ворчал Горжа, отпихивая крестьян. Те нехотя подавались назад.
– Некуртуазность ваша, муж мой, весьма печалит меня! – как ни в чем не бывало продолжала Ильдегонда, отходя на прежнее место.
– А, пошла ты в задницу со своей куртуазностью! – заревел разъяренный Боссен.
Ильдегонда запрокинула голову и патетически вскричала:
– Скотам людьми не стать,
У них иная стать,
Зато скотину видеть в муже
Намного хуже!
– Ой, ой! – завопил Горжа и, схватив пустой горшок, оставленный
Боссен снова замахал кулаками.
– Жена! Вы должны были выбранить его за то, что он посмел коснуться вас.
– Ни за что!
– А я говорю: порядочная женщина должна была дать ему по морде!
– Фи, господин мой! Дать крестоносцу по морде!
Боссен внезапно замолчал. Скрестил на груди волосатые руки, показывая, что не желает продолжать спор. А затем медленным движением вытащил из-за пазухи мешочек. Потряс им, показывая сперва тем, кто глазел на представление справа, а после тем, кто находился слева.
Горжа запустил в мешочек пальцы, взял оттуда щепоть воздуха, вложил в рот и громко зачавкал. Для наглядности еще рыгнул пару раз. И замер, как громом пораженный.
Зрители затаили дыхание, предчувствуя, что вот-вот станут свидетелями чего-то поистине ужасного.
И точно! Глаза у Горжи выпучились, сделавшись почти совершенно белыми. Казалось, они сейчас вывалятся из орбит и покатятся по пыли. Изо рта у него пошла настоящая пена. Поскольку губы у Горжи были заблаговременно намазаны, то пена окрасилась розовым.
Захрипев, Горжа повалился набок, как сноп, забился в судорогах, задергался и наконец затих.
– Да! В этом мешочке я храню страшный яд! – закричал Боссен, когда Горжа перестал корчиться и пускать пену. – Я не намерен больше спорить ни с женой, ни с братом моим, ибо они оба злоумышляют против меня! Жена моя кому хошь голову задурит! Я ей не верю более! Нет, не желаю я дознаваться, виновны они или нет! Я просто отравлю обоих, вот что я сделаю!
– По прошествии совсем недолгого времени, – поведал простертый на земле мертвый Горжа, – благородный Боссен устроил большое пиршество в честь возвращения своего брата. И на этом пиру он действительно подсыпал яду обоим, хотя те нисколько не были перед ним виноваты.
– Эй, ты же мертв! – крикнули Горже из толпы.
– Я говорю из могильной тьмы! – ответствовал Горжа с завыванием, которое сделало бы честь осиротевшему шакалу.
Затем он встал, показывая, что представление окончено. Все четверо поклонились публике. Горжа снял с головы горшок. Публика загомонила, засвистела.
– Поглазели, посмеялись, подивились, насладились – пора вам деньгу гнать! – завопил Горжа, потрясая горшком. – Эй, платите за наше представление, за ваше удивление!
Но крестьянам не хотелось отпускать фигляров так скоро. Самый бойкий из них, бондарь по прозванию Аурилья, незамедлительно вступил с Горжей в перебранку.
– Ну, и за что же это мы должны тебе платить? Смех в котел не положишь, из побасенки каши не сваришь, с песенок сыт не будешь.
– Зато здоровья наберешься, ведь мы лекари, – охотно ответил юноша.