Жизнь и смерть Джона Леннона
Шрифт:
1966 год. Последний публичный концерт «битлзов» в Сан-Франциско, мировой столице вымирающего движения хиппи, и первая встреча с Йоко Оно на выставке ее картин в галерее Индика в Лондоне.
1967 год. Приняв смертельную дозу снотворного, умирает Брайан Эпстайн.
1968 год. Джон и Йоко выпускают свой первый совместный диск «Двое девственников». Разыгрывается грандиозный скандал. Кто-то даже создает контрдиск
«Джон, на сей раз ты зашел слишком далеко». Дело не в содержании скандальной пластинки, ее музыке и словах. Дело в оформлении. На чехле диска Джон и Йоко изображены нагими. А король имеет право быть голым лишь в переносном смысле. Граммофонная фирма «Эмми», выпустившая диск, отказывается от его распространения. Другие фирмы начинают продавать его обернутым в гладкую коричневую бумагу. Но и это не помогает… Власти конфискуют «Двух девственников». Родители Оно — солидные японские банкиры — отрекаются от дочери, а Пол Маккартни во всеуслышание провозглашает: «Джон полюбил
1969 год. Пол Маккартни женится в Лондоне на фоторепортере Линде Истмен, потенциальном «шестом битлзе», и уходит в подполье. Через несколько дней в Гибралтаре сочетаются браком Джон и Йоко. Они не уходят в подполье, а начинают знаменитую кампанию под названием «Бед-ин против агрессии во Вьетнаме», сначала в Амстердамском отеле «Хилтон», затем перед кафедральными соборами Англии и наконец снова в «Хилтоне», но на сей раз в канадском городе Торонто. Что представлял собой этот «бед-ин»? («bed» — в переводе с английского «кровать»). Отлично сознавая рекламную ценность и привлекательность их брака и то, что средства информации все равно не оставили бы их в покое, наедине друг с другом, Джон и Йоко решили превратить свой медовый месяц в «паблисити за мир», как говорил Леннон. «Генри Форд знал, как продавать автомобили с помощью рекламы. Я и Йоко «продавали» мир. Многим это казалось смешным, но многие начинали задумываться», — вспоминал впоследствии Леннон. Нарядившись в белые пижамы, украсив свой гостиничный номер цветами, Джон и Йоко сидели в кроватях. Двери номера были широко и круглосуточно распахнуты. Любой человек с улицы мог свободно войти к ним. И входили. От желавших принять участие в «бед-ин» не было отбоя. И разумеется, как того и следовало ожидать, телевидение, фотографы, газетные репортеры дневали и ночевали в номерах Леннона в Амстердаме и Торонто. (Перед английскими соборами кровати заменяли спальные мешки.) Расчет Леннона и Йоко полностью оправдал себя. Они не сходили с экранов телевидения, с первых страниц газет и журналов. И вместе с «клубничкой» в мир непроизвольно просачивался их «мессидж» — призыв положить конец агрессии во Вьетнаме, положить конец страданиям всех униженных и оскорбленных, положить конец насилию и бесчинствам их угнетателей и палачей.
Леннон бил истэблишмент его же собственным оружием — рекламой. Что ни говори, а иногда цель все-таки оправдывает средства…
1970 год. «Битлзы» выпускают свой последний совместный диск — «Эбби-роуд». (На улице Эбби-роуд в Лондоне находилась их студия звукозаписи.) Диск был записан в рекордно короткий срок. Работа спорилась, как в далекие годы гармонии и расцвета. «Битлзы» музицировали и записывались вместе, ансамблем, а не раздельно. Казалось, буря миновала и все снова образуется, но так только казалось. Работа над «Эбби-роуд» была лебединой песней «битлзов», просветлением перед агонией. Поставив точку над альбомом, Джон Леннон объявил потрясенным друзьям: «Мне скучно. Я подаю на развод».
Обычно сказки кончаются свадьбой. Сказка о «четырехголовом Орфее» — «битлзах» закончилась разводом.
«…В некотором царстве, в некотором государстве жили да были три маленьких мальчика, и звали их Джон, Пол и Джордж. Они решили жить вместе, потому что имели вместежительский характер. Начав жить вместе, они спрашивали себя: а почему мы это живем вместе, а, почему? И вот неожиданно у них выросли гитары и прорезались голоса. И все-таки им чего-то не хватало. Однажды к ним пришел старый добрый человечек и сказал: «Вам нужен ударник». Ударники приходили и уходили, и наконец один из них — мальчик по имени Ринго — остался навсегда. Так родились «битлзы». Многие спрашивают: а почему «битлзы»? Угу, почему, значит? Ну, так и быть, я открою вам этот секрет. Как-то мальчиков навестило видение — из объятого пламенем пирога вышел человек и сказал им: «С нынешнего дня вы будете «битлзами», пишущимися через «а» [1] . «Спасибо тебе, мистер Человек», — сказали мальчики, благодаря его».
1
Название группы «Битлз» пишется по-английски «Beetles». Некоторые наши доморощенные критики в своем непохвальном рвении во что бы то ни стало «сделать» «битлзов», называли их «жучками», считая по неведению, если не невежеству, что они писались как «Beetles» — «жуки».
Это из шутливого «Евангелия от Иоанна», которое Леннон написал еще в 1961 году для трехпенсовой газетенки «Мерси бит», издававшейся в Ливерпуле для юных почитателей поп-музыки. Далекие, далекие и милые годы еще нестройного
Andante
Итак, Джон Битлз стал Джоном Ленноном. С 1971 по 1975 год он выпустил шесть долгоиграющих пластинок. Их называли по-разному — сугубо личными, сугубо экспериментальными, сугубо политическими. И во всех этих «сугубо» была доля истины. «В музыке «битлзов» легкость, оптимизм шли от Пола; грусть, печаль — от меня. Розовые ноты были его, синие — мои», — говорил Леннон. Первая половина 70-х годов была его «синим периодом». Ливерпульский сорванец и нью-йоркский мультимиллионер, выросший на сказках Льюиса Кэррола и юморе Гручо Маркса, захандрил. Цветы проигрывали сражение с пушками, честность не могла одолеть лицемерие, искусство вырождалось в балаган, слезы заменял глицерин, смех — гримаса, живой мир становился пластиковым.
Леннон отступал, отчаянно контратакуя. Иногда это были контратаки смертника-камикадзе. Наркотики и алкоголь. Он кутил с «первыми пьяницами винодельческой Калифорнии», и даже они ужасались его жажде и «непромокаемости». Спасли Джона его две путеводные звезды — музыка и любовь. Именно они сияли над его блестящим диском того времени «Plastic Ono Band» во главе со знаменитой «Дайте миру шанс».
Да, бойцовский дух постепенно возвращался к Леннону. Его баллады становились все более задиристыми («Как вам спится?», посвященная Полу Маккартни), все более гуманистичными («Мать»), все более социально-сатирическими («Герой рабочего класса»). В этой последней, во многом автобиографической балладе речь идет о выходце из низов, которому кажется, что он «преуспел» в жизни. Одурманенный «религией, сексом и телевидением», он возомнил себя «умным, свободным, бесклассовым». Но, перегрызя свою социальную пуповину, наш «герой рабочего класса» оказался в роли лафонтеновской летучей мыши — ни мыши, ни птицы не признают его за своего. Став мультимиллионером — его состояние оценивалось от 150 до 235 миллионов долларов, — Джон Леннон тем не менее не стал «своим» для буржуазии. Ни огромная недвижимость (дома и фермы в штатах Нью-Йорк, Вермонт и Вирджиния), ни самолет и яхта, ни совладение граммофонной компанией «Эппл рекорде», приносившей ему 12 миллионов долларов потиражных ежегодно, ни даже знаменитое стадо породистых гольштинских коров, оценивавшееся в 60 миллионов долларов, не делали Леннона частью истэблишмента. Частная собственность была его частным делом.
В песне Леннона «Imagine» («Представь себе»), одной из лучших среди написанных им, говорится: «Представь себе мир без собственности, без имущества…» Ему часто тыкали в лицо этой строкой. И Леннону было не по себе от своих несметных богатств, хотя он честно признавался, что всегда хотел разбогатеть, вырваться из ада ливерпульских портовых трущоб. Бродя по докам нью-йоркского Вестсайда и вспоминая о далеком и родном Ливерпуле, Леннон говорил о своих сверстниках, которые шли по стопам отцов и которых тяжелый труд в течение нескольких лет превращал из здоровых юношей в больных стариков. И воспоминание о них вызывало в Ленноне двойственное чувство, сознание того, что он «выжил», и стыд за то, что его вчерашние друзья по несчастью плюют сейчас на него. (Леннон говорил об этом в куда более сильных выражениях.)
Десять процентов всех своих заработков Леннон отдавал на различные благотворительные цели. И этой своей благотворительной деятельности он стеснялся еще больше, чем богатства. Леннон считал, что рабочий человек еще может разбогатеть, не изменяя своим корням, но если он начал благотворить, то поминай как звали его трудовые мозоли! Вот почему он держал в тайне свои благотворительные жесты и упорно отказывался от рекламных предложений в этой области. Когда известный импресарио Сид Бернстайн задумал вновь свести вместе «битлзов» и устроить их концерт под эгидой Организации Объединенных Наций, чтобы отписать всю выручку — ориентировочно 200 миллионов долларов — голодающему населению Латинской Америки, Леннон встал на дыбы. Он усмотрел в этой затее грандиозный спектакль лицемерия. «Что такое 200 миллионов долларов? Капля в море, — говорил Леннон. — Голодающее население нашей планеты проглотит их за один присест и ничего не почувствует. А что потом? Если бы даже «битлзы» весь остаток своей жизни посвятили благотворительным концертам, то и тогда они не смогли бы накормить всех голодных — в Перу, в нью-йоркском Гарлеме, в нашей родной Англии, везде».
«Ко мне то и дело приходят и говорят: «Спасите индейцев, спасите негров, спасите ветеранов! Какое лицемерие, какая безнравственность!» — восклицал Леннон. Дело было не только в том, что благотворительность — паллиатив. Леннон понимал, что заниматься благотворительностью — значит откупаться, в лучшем случае замаливать грехи, в худшем — замазывать. А сверх того — что много хуже всего этого — подслащать горькую пилюлю, предусмотрительно выпуская пар возмущения из котла эксплуатации и несправедливости.