Жизнь и смерть Эдуарда Берзина. Документальное повествование
Шрифт:
Но после 1942 года число заключенных должно быстро уменьшаться, а численность вольнонаемных — еще быстрее расти. На 1947 год Берзин запланировал 235 тысяч работающих в новой области. «Одним из труднейших вопросов освоения Колымы, — писал он, — является вопрос кадров… Общая установка генерального плана — на вольнонаемное население. К 1947 году мы должны подойти со 100 процентами вольнонаемного населения»148.
Жесткий реалист в оценке прошлого своей огромной империи, Берзин оказался утопистом в представлениях о будущем этого края, желаемое он хотел выдать за действительное. Поезд российской истории летел совсем
К концу 1937 года в лагерях ГУЛАГа находилось 996 тысяч 367 человек. За год прибавка составила 176 тысяч. Причем, если предыдущие несколько лет цифра «политических» среди всех, кто сидел в лагере, была относительно стабильной и составляла не более 110 тысяч, то в течение 1937 года число «контрреволюционеров» достигло 185 324 человек. Уничтожался духовный потенциал страны, ее мозг.
Все выше поднималась волна репрессий и на Колыме, дальстроевская «тройка» продолжала штамповать сотни постановлений о смертной казни для невиновных людей.
Правда, в первой половине ноября 1937 года расстрелы в Дальстрое несколько поутихли. Первого ноября расстрелян один человек, четвертого — пятнадцать, пятого — вновь один, пятнадцатого ноября — двое, шестнадцатого — трое.
Но после злополучного партсобрания, когда на Берзина посыпались обвинения в том, что он потакает «врагам народа», деятельность «тройки» вылилась в кровавую вакханалию. Семнадцатого ноября сотрудники УНКВД по Дальстрою поставили страшный рекорд: они расстреляли двести тридцать человек. И еще девяносто восемь человек было казенно 27 ноября.
В реальной действительности Берзин как часть карательной машины не мог остановить мясорубку. Она набирала обороты в стране, она перемалывала сотни человеческих судеб на Колыме. Но, видно, внутренний протест зрел в душе этого человека, которого самого уже накрыла черная туча. И он сказал в своем «Плане Колымской области»:
— Лагеря должны исчезнуть на Севере!
Первого декабря 1937 года в Магадан из НКВД СССР на пароходе «Николай Ежов» прибыл К. А. Павлов в качестве заместителя директора Дальстроя. До сих пор Берзин сам выбирал себе заместителей. Он привык, что у него всегда было право выбора. На этот раз его не спросили: прислали совершено незнакомого работника.
Одновременно с Павловым по направлению НКВД прибыло еще несколько чекистов, должности которых не были определены: считалось, что они — «в резерве»: Ю. М. Гаушптейн, С. Н. Гаранин, Л. П. Метелев, Н. М. Сперанский. Это было очень странно.
Через два дня, третьего декабря, Берзин подписал последний приказ:
«Сего числа убываю в командировку и отпуск. На время моего отсутствия временно исполнять должность директора гостреста Дальстрой возлагаю на моего заместителя, старшего майора государственной безопасности т. Павлова».
Четвертого декабря на пароходе «Николай Ежов», закрывавшем навигацию в Нагаево, Берзин отплывал с Колымы. Во Владивостоке его ждал дальстроевский вагон.
Зимние пейзажи, мелькавшие за окнами поезда, помогали успокоиться. В одном вагоне с Берзиным ехало еще несколько дальстроевцев: его секретарша Э. С. Лейзерова, главный бухгалтер треста П. Е. Евгеньев. Все они собрались в отпуск.
Берзин очень устал и на остановках выходил гулять. Когда поезд прошел Приморье, на одной из больших станций директор Дальстроя, как обычно, вышел из вагона. На перроне он неожиданно встретил
С Берзиным они были знакомы еще с 1933 года, когда небольшой геологический отряд Одинца обнаружил россыпное золото в верховьях реки Неры, в Якутии. Отряд работал по заданию «Главзолота», входившего в Наркомат тяжелой промышленности. Поэтому Одинец сообщение о находке послал в Москву, в Наркомат. А тот переправил эту новость в Нагаево: владения Дальстроя были гораздо ближе к Нере, чем дальневосточные прииски Наркомтяжпрома.
Берзин тогда заинтересовался сообщением и пригласил Одинца в Нагаево для встречи. А потом, после разговора с ним, послал на Неру небольшую геологическую экспедицию для проведения разведочных работ. Нерские месторождения оказались довольно богатыми, они сулили Дальстрою хорошую прибавку в добыче благородного металла.
Поэтому когда на перроне, около поезда, Берзин увидел хорошо знакомого ему геолога, он обрадовался. Разговорились. Директор треста пригласил его к себе в купе. Они долго беседовали: Берзина очень интересовали результаты работы Чукотской геологоразведочной экспедиции.
«Я рассказал, — вспоминал Одинец, — что мы собираемся сдать в эксплуатацию две площади россыпных месторождении, и пока будет разведываться Иультин (коренное слово), россыпи будут отрабатываться.
— Не надо спешить, — сказал Эдуард Петрович, — так как я готовлю доклад правительству и проект освоения Северо-Востока. Мне нужно знать, что можно сделать по освоению богатств Чукотки»149.
Встречи Берзина с Одинцом в поезде стали ежедневными. Они последовательно обсудили вопросы освоения полезных ископаемых Чукотки, ее энергетики, транспорта. Не было только ясно, какое ведомство должно взять на себя эту ношу. Берзин задумался и сказал:
— Значит, считаешь, будет правильным Чукотку передать для промышленного освоения Дальстрою?
Одинец вспоминал, что последней они обсудили проблему кадров для Северо-Востока.
«По вопросу обеспечения рабочей силой у Берзина был свой план.
— Возьмем только один, казалось бы, второстепенный факт. Нередко люди живут здесь без семьи или чувствуют себя как в командировке. Разве работают они с полной отдачей сил? Надо создать и, главное, воспитать хорошие, квалифицированные кадры горняков, геологов, строителей из энтузиастов покорения Севера. Создать им все условия, не хуже, чем в больших городах. Пусть живут здесь с семьями. Их детишки будут учиться в школах, а со временем откроем техникум и даже институты. Только так сможем создать настоящую индустрию в Заполярье».
Монологи Берзина, которые воспроизводит в своих воспоминаниях Одинец, почти дословно повторяют основные положения «Перспективного плана Колымской области». Директор особого треста был во власти этих мыслей, он апробировал их, где мог, на своих собеседниках. В данном случае умный, думающий собеседник встретился ему в поезде, который мчал их в Москву. Берзин готовился к докладу в правительстве о перспективах Северо-Востока и тщательно обдумывал свою речь.
Но Москве эта речь была не нужна. Как не нужен был уже и сам Берзин. Поколение чекистов, работавших с Ягодой, обречено было уйти в небытие. И директора Дальстроя поезд мчал навстречу аресту.