Жизнь и судьба Федора Соймонова
Шрифт:
— Куды мне ехать показываться? Уже и так все показала, что могла...
Так ли, нет ли?.. Люди злы. Только в деле Лопухиной приводится от 1743 года рассказ подгулявшего Ивана Лопухина, гвардейского офицера, приятелю своему Бергеру о причинах, побудивших цесаревну отказаться от притязаний. Звучит он так: «...Незаконная — раз; другое: фельдмаршал князь Долгоруков сказывал, что в те поры, когда император Петр Второй скончался, хотя б и надлежало Елисавету Петровну к наследству допустить, да и тяжела она была. Наша знать ее вообще не любит, она же все простому народу благоволит для того, что сама живет просто».
Были у Елисаветы сторонники и среди иноземцев — жителей Немецкой слободы и некоторых посланников европейских кабинетов.
Немецкий император Карл Шестой, заинтересованный в русских солдатах вспомогательного корпуса для участия в разрешении
Были свои сторонники и у Евдокии Федоровны, царицы-бабки покойного императора. В основном — духовенство, преимущественно черное, как высшее, так и низшее. Князь Михаил Щербатов в своем мемуаре «О повреждении нравов в России» писал: «Были многие и дальновиднейшие, которые желали возвести царицу Евдокию Федоровну на российский престол, говоря, что как она весьма слабым разумом одарена, то силе учрежденнаго Совету сопротивляться не может, а чрез сие даст время утвердиться постановленным узаконениям в предосуждение власти монаршей. Но на сие чинены были следующие возражения: «что закон препятствует сан монашеский, хотя и поневоле возложенной, с нея снять, и что она, имевши множество родни Лопухиных, к коим была привязана, род сей усилит и может для счастия своего склонить разрушить предполагаемые постановления». Дочерей Петра Великого яко незаконнорожденных отрешили. Принцессу Екатерину Иоанновну, герцогиню Мекленбургскую, отрешили ради беспокойнаго нрава ея супруга, и что Россия имеет нужду в покое, и не мешаться в дела сего Герцога, по причине его несогласия с дворянством. И, наконец, думали что толь знатно и нечаянно предложенное наследство герцогине Анне Иоанновне, заставит искренне наблюдать полагаемыя ими статьи, а паче всего склонил всех на избрание сие к. Василий Лукич Долгоруков, который в ней особливую склонность имел и может быть мнил, отгнав Бирона, его место заступить».
3
Смертельно обиженный «верховниками» Павел Иванович Ягужинский, которого не только не позвали на совет, но попросту отмахнулись, когда он пытался сделать некоторые шаги навстречу и всем своим видом и поведением показывал готовность стать плечом к плечу с ними, тут же оказался в рядах врагов Долгоруких и Голицыных.
После смерти Петра Великого Ягужинский пытался было оттеснить Меншикова от кормила власти и сблизился с аристократами. Но карьера светлейшего и без его усилий скоро закатилась. А «верховные господа» начали открыто проявлять свое пренебрежение «польским выскочкою». К примеру: фаворит юного императора, собиравшийся жениться на дочери Павла Ивановича, под давлением отца отказался от брака. Князь Алексей Григорьевич Долгорукий счел родство с Ягужинским унизительным для древней фамилии...
Это была еще одна серьезная ошибка членов Верховного тайного совета, Ягужинский был врагом опасным. Он давно и хорошо знал курляндскую герцогиню, сочувствовал ей в ее бедах, а порою ссужал и деньгами. На следующий же день после смерти Петра Второго Ягужинский велел разыскать и привести к себе голштинского камер-юнкера Петра Сумарокова. Он дал ему денег, вручил инструкцию и письмо.
— Денег не жалей. Покупай все, но, как можешь, быстрее в Митаву.
После целой серии приключений Сумароков, обладавший, к счастью, немецким паспортом Голштинского двора, добрался до столицы Курляндии. Правда, через три часа после въезда в нее депутатов Верховного совета. Но, пока те медлили, он успел повидать Анну, многое ей рассказал, передал наказ Ягужинского не верить князю Василию Лукичу ни в чем и вручил письмо... Он успел даже уехать обратно. Но приехавшие каким-то путем узнали о его визите, послали в погоню, и вот — Сумароков
Даром ему это не прошло. Позже, когда участники событий делили награды, Сумароков оказался в стороне от милостей новой императрицы и все десять лет ее царствования жил в нищете. Он получил должность и стал подниматься по лестнице благополучия лишь при Елисавете Петровне. Некоторые историки объясняют это тем, что он принадлежал к ненавистному Анне Голштинскому двору. Но я думаю, что здесь сыграли свою роль два обстоятельства: первое — то, что он выдал Ягужинского, и второе — что он видел письмо Павла Ивановича в руках у депутатов, а следовательно, был свидетелем предательства Анны. Ни генерал-прокурор, ни императрица не были из тех людей, которые легко прощают ошибки.
Впрочем, дальнейшая жизнь Сумарокова была вполне благополучна.
4
Прибавление. КТО ЕСТЬ КТО? ЯГУЖИНСКИЙ ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ
Генерал-прокурор Павел Иванович Ягужинский не только играет достаточно значительную роль в судьбе нашего героя, но он еще и чрезвычайно характерная личность для своей эпохи.
Он родился в 1683 году в Польше, но уже четырех лет переехал вместе с отцом в Москву, куда родитель его был вызван в качестве учителя и органиста лютеранской кирки. В 1701-м взят царем Петром в услужение, записан им в гвардию и вскоре пожалован во флигель-адъютанты. В 1712 году Ягужинский уже генерал-адъютант. В 1722-м — первый генерал-прокурор Сената...
Вот что писал о нем герцог де Лирия, знавший Ягужинского лично:
«Граф Ягужинский, генерал от кавалерии и обер-шталмейстер, родом Поляк, и очень низкого происхождения. Пришед в Россию в молодых очень летах, он принял Русскую веру и так понравился Петру, что сей Государь любил его нежно до самой своей смерти... Военное дело знал он плохо, да и не имел на то претензий, человек был умный, с дарованиями, смелый и чрезвычайно решительный. Однажды сделавшись другом, был им без притворства; за то не скрывал и вражды своей. Говорили, будто он был лжив, но я не могу сказать, чтобы заметил в нем такой порок. Он был очень тверд в своих решениях и весьма привязан к своим государям, но способен наделать тысячи шалостей, когда бывало подопьет. Удаляясь от сей дурной привычки, становился он совсем другим человеком. Словом, он был одним из самых способных людей в России».
Было бы неправильным, наверное, не привести и других характеристик этого человека, коль скоро они имеются. И вот следующая запись принадлежит перу английского резидента Клавдия Рондо и относится примерно к 1731 году:
«Генерал Ягужинский. Сын лютеранского органиста, служившаго в лютеранской церкви в Москве, обязан всеми своими успехами в жизни своей красивой наружности; ибо, быв красивым мальчиком, он был взят в пажи великим канцлером Головкиным (который был известен своими пороками) и два года спустя, по той же причине, взят покойным царем Петром I в звание камер-пажа.... Ягужинский не имел необыкновенных дарований, но придворная жизнь придала ему учтивость в обращении. Он был бы любим за свое доброе сердце, если бы природная его вспыльчивость, очень часто воспламеняемая неумеренностью в напитках, не лишала его власти над рассудком, часто не побуждала его ругать своих лучших друзей и разглашать самыя важныя тайны. В трусости ему нет равнаго; в расточительности он не знает пределов; он растратил огромное состояние своей жены, не говоря уже о значительных подарках, которые он получал в России и из чужих краев, состоя на жалованье у датского двора и у императора римскаго».
Историк Дмитрий Александрович Корсаков в своем труде «Воцарение Анны Иоанновны» приводит выписку из сочинения Ивана Голикова: «Представляя сенаторам Ягужинского в этом новом его звании (генерал-прокурора Сената. — А. Т.), Петр Великий сказал: „Вот мое око, коим я буду все видеть. Он знает мои намерения и желания — что он заблагорассудит, то вы делайте; а хотя бы вам показалось, что он поступает противно моим и государственным выгодам, вы, однако, то исполняйте и, уведомив меня о том, ожидайте моего повеления“».